Раньше, до того, как я вылечила ее шрамы, кормилица пыталась их прятать под косметикой. Получалось, если честно, так себе.
– Да и присматриваться особо не будут, скажу, что стесняюсь, – добавила весело.
Папа покачал головой.
– Чтобы нормально замаскировать, шрамы должны быть глубокими, значит, тебе будет очень больно.
– Потерплю, – отмахнулась я легкомысленно, – все равно лучше, чем быть рабыней императора.
Если бы я знала, что меня ждет, то подумала бы десять раз, прежде чем соглашаться. Время поразмыслить было – до восемнадцати, совершеннолетия, оставался год с небольшим. Но тогда, как назло, ничего не приходило в голову.
Отец предложил огонь, Марика – кипящее масло. Я выбрала масло. Однажды я видела старый шрам у поварихи от него. И до того, как я его вылечила, рука выглядела отвратительно.
Я разогнала всех. Даже отца выгнала, оставила на кухне лишь бывшую кормилицу. Сначала она капала мне на кожу по одной капле раз в несколько минут. Боль была не только очень сильной, но и растянутой во времени. Подумав, что мы так будем до вечера возиться, я резко окунул всю руку в котелок.
Наверное, я потеряла сознание, потому что, очнувшись, увидела вокруг себя и папу, и Марику, и всех наших слуг. Рука горела огнем. Даже не так. Мне казалось, что с нее содрали кожу и сверху посыпали солью. Причем боль распространялась не только на кисть, она вгрызалась в плечо, грудь, долбила молотком в голову, стискивала клещами сердце. Я боялась посмотреть налево. Видела, как смотрит папа, как слезы текут у него из глаз, а он их не замечает.
Меня подняли, смыли масло, обложили руку льдом и отнесли в спальню. Чувствовала я себя ужасно. Поднялась температура, жутко лихорадило, на несколько дней я впала в забытье. В итоге, папа категорично приказал лечить себя, иначе боялся, что я лишусь не только руки, но и жизни.
Дрожащей правой рукой я направила зеленый луч на рану, и увидела, как светлеет и выравнивается кожа. Сразу же убрала. Зачем было проходить через такую боль, чтобы все пропало впустую? В конце концов, руку оставила в покое. Лишь подлечивала себя, направляя луч то в грудь, когда болело сердце, то в голову, когда она кружилась, то в живот, когда тошнило.
Заживала рука долго. Зато когда полностью зарубцевалась, кожа стала грубой, бугристой и темной. Папа принес штук десять лоскутков из кожи разных животных. Лучше всех подошла лягушачья спинка, вымоченная в уксусе. Приложив ее к заплатке, я обрадованно выдохнула – почти не видно. Марика помогла приклеить кожевенным клеем, замаскировать косметикой края и припудрить, чтобы сделать одинаковый тон. Теперь можно было идти к градоправителю за документами.
Господин Торп очень удивился новости, что у его давнего торгового партнера, крупнейшего землевладельца провинции, есть дочь. Правда, против закона не пошел – выписал отцу внушительный штраф за то, что не оформил документы раньше. И приказал ждать поверенных.
Видящие не сидели на одном месте. Как я потом узнала, два мага, работающие в нашей области, постоянно были в разъездах. Нам пришлось ждать почти две недели, пока они приедут в Сухой стебель. К их приезду выстроилась небольшая очередь с детьми от одного года до пяти. Я в этой очереди выглядела странно.
– Смотри, детки маленькие, – прошептала я папе на ухо, когда поверенные начали вызывать, – они их и раздевают. Я уже взрослая, может быть, меня не будут оголять? Просто спросят и все?
– Возможно, – так же тихо согласился папа, – считается, что быть магом в империи престижно. Особенно для небогатых семей. Вряд ли, кто-то намеренно станет скрывать свою сущность.
Пока стояла в очереди, придумала, как себя обезопасить. При проверке просто не увижу поток (значит, не видящая), не стану выдергивать нити (значит, не мастер), а пятно Марика красиво заклеила. Разглядеть края можно было лишь приблизившись к ладони вплотную. А если еще уговорю себя не раздевать…
В общем, когда вызвали майеров Керн, я пребывала в приподнятом настроении, из-за чего и поплатилась.
Мы с отцом вошли в полутемный кабинет. Поздоровались и замерли посреди комнаты. Видящие императора – мужчина в летах и молодая женщина лет до тридцати спокойно сидели за столом. Перед ними были разложены писчие принадлежности, бумага, документы, а сбоку, у самого края, стояла небольшая шкатулка, абсолютно простецкая, деревянная, без украшений.
– Почему раньше не прошли проверку? – строго спросил мужчина, рассматривая предварительную метрику, выданную градоправителем, где указано имя, род и дата рождения.
– Я только недавно узнал, что у меня есть дочь, – папа принялся вешать лапшу на уши, озвучивая придуманную ранее легенду, – бывшая любовница не сообщила мне. Она уехала в Рогран беременной, где и умерла полгода назад. Я служил там, на границе, в молодости. – Эту историю можно было легко проверить. – Добрые люди написали письмо, и я отправил за дочерью слуг. – Отец не мог отлучиться на месяц из замка, его видели и арендаторы и собиратели податей. А слуг никто не станет проверять. – И вот. Дочь у меня, правда, без свидетельства о рождении. Вы же знаете, в Рогране не так строго относятся к документам, как в империи. И обязательных проверок для магов у них нет.
Рогран вообще все делал наперекор. Даже законы принимал противоположные нашим. Именно с ним у нас были постоянные конфликты на границе, именно там стоял самый большой гарнизон солдат. Вражда между государствами началась много лет назад, никто не помнил из-за чего. То ли мы оттяпали у них кусок земли, то ли проигнорировали предложение о помолвке наследников, то ли наши волки убили их дипломата на охоте… А может и все вместе.
– Знаем… – пробурчал мужчина.
– Что-то не похожа она на вас, май Керн, – вдруг произнесла женщина тонким голосом, кокетливо поправляя прическу. Я с удивлением отметила, что она флиртует с моим отцом.
– Думаю, любовница Вас обманула, – продолжила она игриво. – Подсунула чужого ребенка.
Отец пожал плечами и ответил с нажимом:
– Я верю Даяне. Ливи пошла в нее, та была темноволосой.
Раньше меня тоже волновала наша непохожесть. В детстве я часто искала и не находила в зеркале папины черты. Но он меня успокоил, сказав, что я пошла в маму, и я ему верю.
– Ваше дело, – почему-то раздраженно фыркнула видящая и тут же перевела взгляд на меня: – май Оливия, подойдите к столу.
Я подумала, что меня зовут подписывать метрику, но нет – после того, как я шагнула вперед, женщина вдруг резко