— Вскрыл замок. Он у вас ненадёжный, — безразлично откликается мужчина, пока я пытаюсь уклониться от его нового прикосновения. — Миленькое.
Не сразу до меня доходит, что речь о моём нижнем белье.
— Прекрати! — требую в ответ и отклоняюсь назад, раз уж никакой другой альтернативы пока не приходит в мой разум. — Не надо. Не делай, — добавляю уже не столь уверенно.
С чего бы ему меня слушать?
— Не делать… как, Дюймовочка? — интересуется встречно брюнет. — Так? — подцепляет пальцами бретель и тянет в сторону.
Ударяю по его руке ещё до того, как осознаю всю полноту своей реакции. Он же — непонятно чем довольный, в полнейшем снисхождении улыбается на мои действия. А потом…
— Или так?
Тут я громко охаю. Ровно в тот момент, когда широкие сильные ладони крепко смыкаются на моей талии. Секунда — я приподнятая и усажена на тумбу. Ещё одна — колени разведены в стороны, и я вынуждена обнимать ногами мужской торс. Вода в кране до сих пор течёт, отодвинусь назад — вся вымокну, грохнувшись задницей в раковину, так что альтернатива — так себе. Но и оставаться на месте — тоже последнее дело.
— Да прекрати ты! — скатываюсь в истерику, толкаю обнаглевшего и приставучего, хотя все мои попытки тщетны.
Моя реакция его лишь забавляет.
— Тише, Дюймовочка, тише, — успокаивающим баюкающим тоном шепчет он мне на ухо, надёжно фиксируя меня около себя, не позволяя отстраниться.
Обнимает, поддерживая за спину, проводит по волосам.
— Будешь громко кричать, кто-нибудь прибежит, а ты тут полураздетая, трёшься об мой стояк… Что народ подумает: чем мы тут с тобой занимаемся? — звучит уже в откровенной издёвке.
Теперь я начинаю задыхаться по-настоящему.
От возмущения!
Приходится утихомирить свою панику, глубоко вдохнуть, медленно и плавно выдохнуть, призывая дзен.
— Я тебе никакая не Дюймовочка, — отчеканиваю мрачно. — Или я должна тебе ещё раз сто повторить, чтоб ты это усвоил?
— М-мм… Ещё сто раз? То есть, ты рассчитываешь, что эта наша с тобой встреча — не последняя? — интерпретирует на свой лад брюнет.
Дебилизм процветает, короче!
Однако я до сих пор стойко стараюсь не поддаваться.
— Не Дюймовочка. Варя. Варвара. Конкретно для тебя — Варвара Андреевна. Демидова.
Через мгновение я начинаю сожалеть о том, что выдаю ему своё настоящее имя. Впрочем, не всё так плохо.
— Глеб. Филатов, — любезным тоном представляется в ответ мужчина. — Обойдёмся без отчества, — дополняет с новой улыбкой.
И тут происходит нечто странное. Потому что я улыбаюсь ему в ответ. Да и вообще, вся моя нервозность куда-то испаряется. Просто потому, что невозможно не улыбаться. Слишком заразительная, беззаботная и открытая у него улыбка. Остаётся лишь странное тепло, исходящее от сильного мужского тела, впитывающееся под кожу, просачивающееся в вены, оседающее где-то настолько глубоко внутри, что так сразу и не определишь…
Имя, вернее фамилия, кажется знакомой, но я списываю это на то, что она весьма распространённая. Хоть улыбаться, как последняя дурочка, быстренько перестаю, и то спасибо.
— Что ж, Глеб Филатов, сказала бы, будто приятно познакомиться, но не имею привычки врать, так что сам понимаешь… — развожу руками. — Отваливай по-хорошему! Иначе правда буду кричать! И плевать я хотела, кто и что потом о нас подумает! — предпринимаю новую попытку его оттолкнуть от себя.
Что стараться гору свернуть. Бесполезно.
— Не отвалю, — тоже перестаётся улыбаться брюнет, цепляя гримасу полнейшей серьёзности. — Разве что после того, как обзаведусь чистой футболкой, — заявляет в ультимативной форме.
Устало вздыхаю. И только сейчас обращаю внимание на некогда белую тряпицу от «Tom Ford», которая непонятно с каких пор уложена поверх моего пиджака.
— Ты достал её из мусорки? — усмехаюсь, выгнув бровь.
Риторический вопрос, не требующий ответа. Филатов и не отвечает.
— А ты постираешь. Смотрю, ты в этом деле мастер, — заглядывает мне за спину, туда, где остаётся моя недостиранная блузка.
Вздыхаю снова. Вспоминаю про шефа и то, что моё время на исходе, не до пустых препираний. В этот момент приходит оповещение: в течении десяти минут прибудет курьер с обеденной доставкой. Вот и…
— Постираю, если отойдёшь и перестанешь ко мне прижиматься, — сдаюсь, но ставлю условие. — Мне так неудобно, — добавляю в качестве аргумента.
— Ага, отойду, и ты сбежишь. Нет уж, Варенька, — приторно ласково отзывается брюнет. — Моя футболка. Я жду, — отстраняется, но только слегка, чтобы у меня появилась возможность обернуться к воде.
Стиснув зубы, с большим усилием гашу в себе желание послать оппонента ко всем чертям. И да, тянусь к его футболке.
Чтоб ему пусто было!
Поскольку уговор — стирка, сушка в него не входит, без малейшего зазрения совести полностью замачиваю белый хлопок под горячим потоком, после чего с самым преспокойным видом достирываю последнее пятно на своей блузке, пусть на самом деле всё внутри меня кипит от негодования. Так больше не единого слова и не произношу, но мысленно разрываю дизайнерскую футболку на мелкие клочки, пока тру ткань между зажатыми пальцами. И с особым маниакальным рвением тщательно выжимаю её, представляя на месте вещицы кое-чью дурную шею, которую могла бы свернуть… а похвала за содеянное лишь добавляет масла в сжигающий моё нутро огонь негодования.
— Умница, — довольно сообщает Филатов. — Спасибо.
Я сижу на тумбе полубоком, тихо ненавижу его и злюсь на то, что вынуждена поддаваться. Он же… Он опять обнимает, прижимается ко мне плотнее. Помогает выжимать футболку. Едва его ладони накрывают мои — повторно вздрагиваю, затихаю, позволяю ему завершить задуманное. Смысл сопротивляться? Даже пальцы — и те раза в два крупнее, мощнее моих. Различаю каждую проступившую от напряжения на его руках вену и мышцу. Курьер прибудет совсем скоро, мне необходимо досушить блузку, одеться, убраться отсюда поскорее. Я помню об этом, да. Только не помню, по какой причине зависаю, заметив в отражении зеркала пристальный золотисто-карий взор, пока сушилка для рук обдувает горячим воздухом влажный шифон. Весь мир словно ставят на паузу. Забываю обо всём. Просто смотрю. Не в силах отвернуться. Да и что уж там, нет ни малейшей мысли об этом. И так хорошо. До поры до времени.
— У тебя реально нет парня? — всё портит брюнет, обозначив подслушанный телефонный разговор с моей близняшкой. — Почему?
Футболка тоже отправляется под сушилку.
— Какое тебе дело? — хмурюсь в ответ.
Хмурюсь ещё сильней, потому что он молчит, подозрительно загадочно ухмыляется каким-то своим мыслям. И лучше бы он вовсе не заговаривал, потому что…
— Недавно рассталась с кем-то? Безответная любовь? Спишь с боссом? — выдаёт он немного погодя, перечисляя различные варианты.
Один другого хуже.
— Или всё сразу. Или я просто синий чулок. Такой вариант тебе в голову не приходил? — ехидничаю встречно. — Тебе-то что?
Ухмылка на его губах становится лишь шире.
— Похоже, ни за что не угадаешь, — пожимает плечами.
— Делать мне больше нечего, как гадать, что творится в твоих мозгах, — опять огрызаюсь, отворачиваюсь.
Потому и пропускаю тот момент, когда