— Не будешь ты никого выбирать, — улыбнулась Зарта. — Я его сама для тебя выберу. Ты ведь доверяешь моему вкусу?
— Зарта, это плохая идея.
— Это замечательная идея, — не прониклась моим скепсисом подруга. — Тебе нужен мужик и ребенок от него. Где ты его будешь искать, если завтра опять улетишь выполнять очередное задание? Ты месяцами мотаешься из одного конца Вселенной в другой, и времени остановиться у тебя как не было, так и не будет. А это шанс.
— Да какой шанс? С чего ты взяла, что во время привата клиент захочет интима со мной? И вообще… я не смогу. Я же не шлюха какая-то, чтобы вот так — с незнакомым мужиком…
— А тебя никто и не заставляет быть шлюхой, — фыркнула Зарта. — Шлюхи делают это за деньги, и без вариантов. А у тебя есть выбор: не понравится мужик — ты просто развернешься и уйдешь.
— Все равно бред, — стянув с себя одежду, я шагнула под струи воды, желая смыть с себя пот и странное ощущение чего-то будоражащего, оставшегося на мне после слов Зарты.
— Вовсе не бред, — прислонилась спиной к стене Зарта, бесцеремонно ворвавшаяся за мной следом в ванную комнату следом. — Ты же сама хотела найти кого-то, кто бы сделал дело и исчез. Это идеальный вариант. Он не знает тебя. Ты не знаешь его. Ему и в голову не придет, что его на самом деле используют.
Внутри меня остро шевельнулось сомнение. В словах Зарты был резон. Кому могло прийти в голову, что под маской танцовщицы скрывается дрэйкер, к тому же желающий забеременеть от случайной связи? План, наверное, был хорош, только звучал совершенно дико и, скорее всего, таковым и являлся. А потом, чего я совершенно не знала — так это готова ли я была ради наследства пойти на такой отчаянный шаг. Во всей этой истории было одно большое "но" — ребенок. Ребенок — это было очень серьезно. При всей моей бесшабашности, я понимала, что дети — это огромная ответственность. Это не запчасть к звездолету, о которой можно на время забыть, положив на полку, а потом, когда понадобится, стереть пыль и взять. Безусловно, при том баснословном состоянии, что я получу, нанять для ребенка целый штат нянек — не проблема, вот только выросшая без родителей сама, я такого своему ребенку не желала.
— Я не знаю, Зарта… — выключив воду, я завернулась в полотенце, посмотрев на подругу совершенно растерянно и беспомощно. — Дети — это серьезно. Я не готова.
— А когда ты будешь готова, твою компанию и все деньги заберет себе конгломерат. Твой дед прав. С таким образом жизни у тебя никогда не будет ни семьи, ни детей, а так появится кто-то, ради кого ты будешь жить и кому сможешь оставить в наследство семейное дело. Если ты боишься, что не справишься с ребенком одна, так у тебя есть я. Я помогу.
— Оу, — протянула я. — Так и скажи, что тебе охота понянчиться с внуками.
— Если серьезно, — обезоруживающе улыбнулась Зарта, — это было бы замечательно. А представляешь, если у тебя родится девочка? Такая же рыженькая и шустренькая, как ты.
Я усмехнулась. Да, наверное, девочка — это действительно было бы хорошо. И все равно, что-то внутри неприятно скребло и перевешивало чашу сомнений в сторону несогласия.
— Да ты хотя бы попробуй, — видя мои внутренние метания, стала напирать на меня подруга. — Ты всегда можешь сказать "нет" и отказаться. Давай я изменю твою внешность, а ты просто посмотришь и решишь, что будешь делать дальше?
— Ну, я не знаю… — договорить мне просто не дали. Схватив за руку, Зарта потащила меня в студию и, усадив на диван, стала сносить на стол какие-то коробки, сундучки, тюбики и одной ей известно какую еще хрень.
Не знаю, как женщинам могут нравиться такие процедуры, но то, что делала со мной Зарта, было похоже на двухчасовую пытку. Сначала меня с ног до головы обмазали липкой вонючкой, после чего я стала похожа на сладкую ириску, в смысле пахло от меня натурально карамелькой, да и по цвету я от нее мало чем теперь отличалась. Затем в мои мокрые волосы подруга втерла какую-то прозрачную субстанцию и надела на голову круглую колбу, внутри которой что-то мерно жужжало и светилось мягким синим светом. Издевательства над моей головой Зарте показалось мало, и пока я не могла пошевелить даже шеей, руки мои засунули в очередное жужжаще-светящееся безобразие, предварительно обработав сомнительного вида гадостью.
Когда через десять минут подруга выключила аппарат, в котором находились мои руки, я едва не задохнулась от ужаса. У меня на пальцах красовались длинные красные ногти. Да какие ногти? Такими лопатами можно было с легкостью шурупы в блоках закручивать вместо отверток.
— Это что? — потрясая кошмарным маникюром со стразиками, взвыла я.
— Ангелочек, это ухоженные женские руки, — засовывая теперь уже пальцы моих ног в светящийся аппарат, просветила меня Зарта. — У Саламандры таких ногтей не может быть априори, разве не так? — лукаво посмотрела на меня снизу вверх она.
— Да я повырывала бы их с мясом при первой же спасательной операции.
— Вот, — кивнула мне, как неразумному ребенку, Зарта. — Одни твои ногти способны отвести от тебя любое подозрение, а уж когда ты увидишь свои волосы…
— А что с моими волосами? — в горле нехорошо пересохло, и по спине мягкими лапками прогулялся неприятный холодок.
— Потерпи немного. Я еще не добилась нужного оттенка.
Честно? Уже было даже не тревожно, а откровенно страшно. А когда я увидела тот самый нужный оттенок — натурально взвыла:
— Ты что наделала?
На меня из зеркала смотрела загорелая платиновая блондинка с ровными, как солома, волосами, алыми губами и подведенными темными тенями глазами. Куда делись мои рыжие-бесстыжие кудри? И кто вообще эта тетка, в которую меня превратили? Мать моя. Как я на корабль в таком-то виде вернусь? Меня ж ребята на него не пустят.
— Я теперь сделаем вот так, — Зарта наклонилась, что-то вытащив из небольшой коробки, и, встав за моей спиной, прижала к моему лицу ладони. Она отошла в сторону, разглядывая полученный результат, а я завороженно уставилась в зеркало, не узнавая в нем своего лица. Тонкое черное кружево прилипло к нему, как вторая кожа, и закрывало его от носа до самого лба, делая таинственным и чужим.
— Это маска из спангса, — пояснила Зарта. — Даже если захочешь, просто так не снимешь. Можешь не волноваться, что потеряешь ее во время танца.
Я не