Однако от Амы шарахаться не тянуло. Он, извинившись, заметил, что увидел у меня в кошельке билет на оперу и завёл беседу про театр, которую я с живостью поддержала. Опера была моей давней страстью, и я никак не ожидала глубоких познаний в этой сфере от молодого человека, который годился мне в сыновья. А когда он начал размышлять про «Силу судьбы» Верди, какая это удивительная и самобытная увертюра, полная образов и аллюзий, я почувствовала к Аме глубокую симпатию. При этом я была убеждена, что у него за пазухой припрятано оружие и, вероятно, он знал множество способов тихого убийства и избавления от тела. Зато не приходилось сомневаться, что он хорошо сделает свою работу. И всё же за беседой я не забыла отслеживать дорогу и оглядываться по сторонам. Чисто на всякий случай.
Бледнело небо, истончаясь красками в предвечерний час, мимо пробегали спешащие по делам школьники и угрюмые взрослые, но Ама будто не замечал всей этой суеты и в конце концов вывел меня к дверям семейного кафе. На обшарпанной, вытянутой вертикально вывеске красовались маяк и причудливая стрелочка.
– Прошу. – Ама придержал дверь, и я вошла в светлое просторное помещение, напоминающее палубу корабля.
Тут же над нами звякнула рында, и официантка, болтающая с баристой, обернулась и приветливо помахала рукой.
– О, Ама, ты сегодня не один? Выбирайте любой столик! Брони на сегодня ещё нет.
Стойка, выкрашенная под мореный дуб, находилась прямо напротив входа. На стенах висели картины с морскими видами, штурвал и якорь. Под потолком болтались натянутые паруса. Из колонок лились звуки моря под фортепиано и арфу. Мило и аутентично, что еще сказать.
Я критично осмотрела разноместные столики и наметила находящийся у окна на четыре персоны. Профессиональная привычка – максимально обозревать как можно больше пространства.
– Будете что-нибудь? – Ама тронул меня за плечо, пока я пристраивала сумку. – Здесь очень вкусные кофе и десерты. Но также есть салаты и горячее.
– Какой-нибудь легкий салат и фильтр-кофе без добавок, пожалуйста. Больше ничего.
– Понял, – Ама приподнял уголки губ, и меня поразило, как тень улыбки преобразила его лицо. – А я возьму себе, пожалуй, неаполитанскую пасту…
– Уверен? Детали могут быть не аппетитными.
– Я уже ко многому привык, а без обеда оставаться неохота, – он снова улыбнулся и, махнув рукавом бесформенной чёрной кофты, скрылся из вида.
Я наблюдала, как Ама перебрасывается парой слов с официанткой и скрывается за дверцей туалета. Интересная он всё же личность: глубокий в размышлениях, беспечный в стенах этого семейного кафе и при всём этом – лучший переговорщик штата «Савада импорт». В нём явно хранилось немало тайн.
Заказ принесли скоро, что радовало. Я дорожила своим и чужим временем. Но всё же дождалась, пока Ама уплетет пасту, развлекая его полицейскими байками – часть из которых была сущей правдой, – прежде чем вкратце пересказать соль истории девятнадцатилетней выдержки. Не больше, чем писали в газетах и крутили в новостях. Ама пил сливочное какао и слушал очень внимательно, склонив голову набок и кивая в нужных местах. Не перебивал, не осуждал, но то хмурился, то прикусывал губу. А когда я добралась до недавних событий, вовсе достал сигарету и принялся её крутить.
– Вы думаете, что в пропаже детей виновен кукольник?
– Это ещё нужно доказать. Для этого мне и нужна твоя помощь.
– Вы хотите, чтобы я переговорил с ним в тюрьме? – Ама, словно забывшись, где находится, обхватил сигарету губами, но, наткнувшись на мой взгляд, тут же убрал обратно в пачку.
– Ты что, такие люди не станут раскрывать свои тайны случайному посетителю. – Я отхлебнула кофе, невольно задумываясь, что как раз с Амой Микаши Ори мог бы быть откровенным. Он ведь идеально вписывался в типаж жертв! – Видишь ли, есть одна традиционная гостиница, которая находится на частной территории якудза. Все мои попытки проникнуть туда оказались тщетны.
– Якудза не хотят иметь никаких дел с полицией?
– Якудза, хоть и считаются преступной группировкой, очень даже сотрудничают с полицией, когда это выгодно, – я хмыкнула, давая Аме простор для фантазии: он сам из теневого мира, так что может понять, что к чему. – Но у главы клана в секретарях взбалмошная девица, которая даже не выслушала меня до конца, а потом вовсе заблокировала мой номер.
– Крайне не профессионально, – Ама покачал головой.
– Ну, не удивлюсь, если у девицы разнарядка сверху: всех отшивать. А настоящие дела делаются через другие каналы. – Я внимательно посмотрела на Аму, намекая на организацию работы в «Савада импорт».
– Возможно, вы правы. Те, кто занимаются нелегальной деятельностью, привыкли перестраховываться.
– Вот именно. Вокруг территории я проходила битый час, и никто не предложил мне любезно войти. Зато до самого дома за мной был хвост. Не знаю уж, донесли главе клана или нет, что им интересуется частный сыск, но приглашения на беседу я не получала, – я поморщилась от попавшей на язык кофейной гущи, да и от воспоминаний тоже. – Хотя в любом случае вряд ли глава клана даст добро творить в рёкане что вздумается. А мне нужно творить что вздумается. Возможно, придется даже ломать стены.
– Вы думаете… именно там замурованы дети? – Ама говорил тихо, смекнув: я даже на один процент не допускаю, что мальчики каким-то чудом спаслись и до сих пор живы.
В это верили их родные, и я понимала эту иррациональную, иллюзорную надежду. Пока водолазы не извлекли тело моего мужа, я всё грезила, что это был лишь дурной сон. Я грезила так меньше часа, каждая минута из которого отравляла меня, а родственники мальчиков – целых девятнадцать лет. И пора было избавить их от груза ожидания и неизвестности.
– Есть основания так полагать, но нужно проверить. Я не могу судить о чём-либо, не получив неопровержимые доказательства.
– Понимаю вас. Есть что-то ещё?
– О, – по моим губам невольно зазмеилась усмешка. Даром что горькая. – Так вышло, что глава безопасности этого якудза в юности ухаживал за мной. Но я предпочла другого, за которого и вышла замуж. Мы можем сколько угодно говорить, что прошло много лет и мы же, в конце концов, взрослые люди, но этот парень всегда был очень вспыльчивым и действительно любил меня. Как я – Иона…
– Ваш муж ушёл от вас?
– Насовсем, – я не видела смысла лгать или смягчать факты.
– Мне жаль, – Ама опустил ресницы и молитвенно сложил руки, выражая соболезнование. Меня это тронуло.
– Уже три года минуло, – я вздохнула, мимоходом думая, как