В этих поросших мхами стенах прятались от зимних ураганов или нашествий стайных хищников три, а то и четыре поколения колонистов. При слабом свете свечей или батарейных ламп — запасы угля для тепловых генераторов следовало беречь, ведь кто мог сказать, сколько продлится удар стихии? — большие семьи сидели на верхних этажах башни, периодически спускаясь вниз, чтобы обиходить скотину, теснящуюся там. Каждая башня обязательно имела собственный колодец и особые, тщательно вентилируемые пристройки для хранения запасов зерна и сена, попасть в которые можно было только изнутри. Эти и прочие ухищрения позволяли людям чувствовать себя в безопасности. Но иногда, увы, колонистов не спасал даже камень, такой прочный и надежный...
Немного срезав путь, Йорг вернулся на тропу. С плоской вершины холма видны были уже не только башни, но и подковообразное озеро за ними, на берегу которого стоял приземистый домик из темного кирпича — видимо, та самая «хижина», о которой говорил хозяин. Придерживая мотоцикл задним тормозом, Детеринг аккуратно спустился вниз. Грунтовая дорожка заканчивалась на каменной площадке возле северной башни. Очевидно, хозяин фермы регулярно косил здесь траву и вычищал вездесущий мох: бурые плиты смотрелись вполне аккуратно, хотя многочисленные глубокие царапины и сколы сразу выдавали их почтенный возраст. С краю площадки, в сторону озера, выложен был каменный желоб, служивший поилкой для скота. Когда опасность временно отступала, животных выгоняли на воздух, чтобы они могли хоть как-то размять ноги.
Йорг остановился, Нина легко спрыгнула с заднего сиденья и подняла большой палец.
— На лошади было бы медленнее, — ехидно улыбаясь, заметила она.
— Просто по-другому, — покачал головой Йорг.
Рядом с ним слезли со своих мотоциклов мэтр Ансельм и Ольстен в длинной кожаной куртке.
— Вы отлично порезвились, милорд, — сказал фермер, — но на будущее я не советовал бы вам съезжать с тропы. Травы прячут канавки старой оросительной системы, которых тут просто до хрена. Вам очень повезло, что вы не угодили передним колесом в яму.
Йорг представил себе полет через руль и слегка поежился.
— М-мм... — хмыкнул он, делая комичную-виноватую рожицу, — об этом я и подумать не мог.
— Ничего, все нормально. Просто помните про все это и держитесь тропы. Ну что ж, друзья мои... — Ольстен посмотрел на Ансельма, облизнулся, и продолжил: — Сейчас мы промочим горло, и я поведу вас смотреть сии древние убежища. Поскольку у меня довольно давно не было туристических групп, я подзабыл текст лекции, которую мне следует читать как гиду, поэтому говорить буду своими словами. Ну-ка...
Мэтр Ансельм уже разлил вино по одноразовым стаканчикам. Ольстен деловито выпил, поставил стакан на каменную плиту и чуть театрально взмахнул рукой:
— Начнем с тех, кто построил все это... Семейство Марстен, весьма многочисленное и прославившееся впоследствии плодовитостью, корень свой видело в Канаде, считая при этом себя наполовину французами. Судя по сохранившимся дневникам и документам, в быту первые поколения точно говорили по-французски. Высадились они там, наверху, — Ольстен махнул рукой на восток, — однако уже совсем скоро спустились в долину и окончательную заявку оформляли уже на эти земли. Благодаря документам, которые достались моим предкам при покупке фермы, точно известно, что первые из кассанданских Марстенов не имели к животноводству прямого отношения — они были биологами, людьми образованными и ко всему прочему хваткими. Кто-то из них был энергетиком так что, едва в долине нашли уголь — а его тут полно прямо у нас под ногами, — семья соорудила довольно мощную тепловую электростанцию. Заявку они оформляли более чем скромно... М-мм, в лучшие годы им принадлежало всего лишь сорок тысяч гектаров, из которых пастбищных угодий выходило меньше половины.
— Но с таким участком они не могли считать себя настоящими лендлордами! — вырвалось у Йорга. — В чем смысл такой смешной заявки? Или они не были первыми в долине?
— Смысл в том, что дальше к юго-западу долина перегорожена вулканической грядой, разломать которую смогли только через сто лет после первой высадки. И тут, на нашей стороне, течет весьма быстрая река, почти бесплатный источник энергии: это все Марстены понимали очень хорошо. Реку они оставили за собой... А местность западнее гряды не интересовала их вовсе. К тому же учтите еще вот что: в те годы, когда грузовик выбросил здесь Марстенов со всеми их пожитками, Блуа еще не существовало, эти земли никто не воспринимал всерьез. Все селились там, где есть теплое море и три урожая в год, — не задумываясь о лихорадках, о насекомых и приливной волне высотой в сотню метров.
А вот Марстены, будучи биологами, просчитывали риски по-своему. Им не хотелось отрезать ноги детям, не заметившим атаку крупного членистоногого, или, того пуще, умирать от нейротоксинов моллюсков прибрежной полосы.
— Моллюсков?! — Йорг уставился на Нину и едва не подавился вином. — Это серьезно?
— Ну, есть пара видов, — поморщилась она. — Их двести лет травили, привезли хищных рыб с Авроры, создали небольшой экоапокалипсис... потом травили этих рыб, потом опять травили моллюсков... Эти гады — гермафродиты, в теплую весну выживаемость потомства очень высокая. Но, в общем-то, если не лезть в воду где попало, опасности у нас в Порт-Кассандане нет.
— Простите, мастер Ханс, я перебил вас...
— Нет-нет, это весьма интересная тема. Госпожа Нина, как я понимаю, знает наши моря?
— Я заканчиваю третью университетскую ступень как биохимик и гидробиолог, мастер Ханс. Море и его перспективы — мой хлеб.
— Во-от как... — покивал Ольстен. — Ну, тогда вы должны понимать выбор тех, кто осваивал эту долину в первые годы колонизации Кассанданы. Они предпочли прохладный климат, травянистые склоны и скотоводство. Хотя и злаки, скажу я вам, растут здесь вполне благополучно. Там, к югу, у меня три сотни гектаров под кукурузой, и два урожая в год я снимаю без проблем. А еще виноградники, еще ячмень, овес и другое. Свой скот мы кормим сами. Это все колонисты понимали с самого начала. Не понимали они одного: в долине зимние ураганы крутят страшнее, чем там, наверху.
— Постоянство ветров, — хмыкнул Детеринг.
Он смотрел на юг, туда, где перевалившее за полдень солнце скрыло далекие-далекие склоны синеватой дымкой поднимающейся влаги. Блистающий изумруд долины уходил в размытый тон сапфира, так, словно звал смешать краски и долго искать это сочетание золотых лучей и миллиона оттенков синевы. Удивительная картина заворожила Йорга. Он протянул опустевший стаканчик Ансельму, глубоко