Клиховский понял, что назваться Бадштубером было верным решением. Если его, поляка, выдворят из Пиллау, он навсегда потеряет шанс избавиться от родового проклятия. И два его сына погибнут, как погибли два его брата.
— Почему вы не хотите уехать отсюда, Винцент? — проницательно спросил Пакарклис. — Не похоже, чтобы в этом городе вы были счастливы.
— У меня здесь незавершённое дело, — неохотно признался Клиховский.
— Я могу узнать, какое?
— Вы сочтёте меня сумасшедшим.
— Я видел котлованы в Панеряе, заполненные останками расстрелянных жителей гетто. Это не мы сошли с ума, Винцент.
Клиховский тоже видел, как дымили печи крематория в Штутгофе.
— Я ищу Лигуэт, — сказал он.
Пакарклис поджал губы и покачал головой:
— Вы верите в эту тевтонскую версию Святого Грааля?
Клиховский угрюмо смотрел в чашку со спиртом:
— Я уже ни во что не верю. Я просто хочу закончить свою войну.
* * *Двигатель взвыл, рубчатые колёса завертелись, в прокруте выбрасывая песок, и грузовик двинулся вперёд и вверх по склону берега, вытягивая трос, уходящий в воду. Вода вдруг яростно заискрила на солнце и с плеском раздалась, скатываясь с широкой плоскости самолётного крыла. Потом вынырнул капот, потом — фюзеляж и хвост, потом — нижнее крыло биплана.
Грузовик вытащил утопленника на узкий пляжик под замком Лохштедт. Это был перечно-красный гидросамолёт на поплавках. На бортах и округлых крыльях чернели кресты и надписи «OstpreuSen». Из корпуса хлестали струи.
— «Хейнкель-60», — определил майор Перебатов. — Двухместный.
Неподалёку, высунув на отмель форштевень, лежал длинный бронекатер с танковой башней. Рубка и борта у него были покрыты бугристыми синяками — заваренными пробоинами: катер высаживал десанты на косу Фрише Нерунг. Матросы лежали в короткой травке на берегу, курили трофейные сигареты и лениво наблюдали за вознёй с растопыренным двухэтажным самолётиком.
— Дывись, братишки, яки у Хитлера попухаи, — сказал кто-то из них.
Клиховский внимательно наблюдал за происходящим.
— Ясное дело, Женька, ты его прозевала, — усмехнулся Перебатов.
Луданная сдержала гнев. Со старшим по званию не спорят. Но не следует майору при посторонних панибратски называть её Женькой. И упрёк майора несправедлив. Перебатов тоже не сумел бы увидеть под водой гидроплан.
— Мы не принимали водных процедур, — сухо ответила Луданная.
Перебатов был её сослуживцем по Управлению контрразведки фронта. В Пиллау порой пропадали солдаты и офицеры — скорее всего, проваливались в катакомбы или подрывались на минах. Перебатов с группой расследовал эти исчезновения: вдруг нацисты оставили подполье, пресловутый «Вервольф»? Сегодня днём воздушный наблюдатель сообщил в СМЕРШ, что обнаружил неопознанный самолёт, лежащий на дне залива возле замка Лохштедт. Перебатов взял в гавани бронекатер и примчался осмотреть находку.
— Его сбили? — наивно спросил Пакарклис.
Перебатов чуть поморщился от необходимости объяснять гражданскому:
— Ночью зацепили зенитчики с эсминца. Но он не упал, а приводнился гладенько. Экипаж гранатами взорвал поплавки и утопил аппарат. А сам ушёл. — Перебатов вздохнул и осуждающе посмотрел на Луданную: — Эх, Женька, если бы ты утром не считала ворон, мы уже прочесали бы всё отсюда до Камстигаля и нашли бы гостей! А сейчас им полная волюшка!
Луданная больше не хотела подчиняться обвинениям майора:
— Чушь, Николай! Те, кто прилетели, или наскочат на мину, или попадутся патрулям! Случайные одиночки ни на что серьёзное не способны!
Теперь рассердился Перебатов:
— Эти черти не простые! Они прилетели, куда запланировали, не то сели бы на Пайзе и шмыгнули в леса! А какого хрена им тут надо? Думай головой, Женька, а не чем ещё!
Глаза Луданной сузились.
Перебатов повертелся на месте, озираясь:
— На полуострове действует группа «Вервольфа», я точно говорю! Может, гости к ней и пробирались? Диверсия будет на твоей совести, Женька!
Клиховский молча разглядывал красный самолётик. Где он видел его? «Ostpreußen»… «Восточная Пруссия»… Клиховский вспомнил. Так назывался ледокол гауляйтера. Говорили, что он расчищал морской канал от Пиллау до Кёнигсберга, но Клиховский застал «Восточную Пруссию» уже намертво пришвартованной к причалу гавани. Эрих Кох берёг своё судно от бомбёжек и не выпускал даже для эвакуации беженцев. Красный самолётик, зимой «обутый» в лыжи, всё время сидел на корме ледокола под стрелой крана. Он предназначался для ледовой разведки, потому, собственно, и был красным. В начале апреля, помнится, беженцы негодовали, что на ледокол грузят ещё и автомобиль гауляйтера. 23 апреля ледокол и гауляйтер исчезли из Пиллау.
Майор Перебатов тем временем немного успокоился.
— Прилетевшие должны оставить следы, — сказал он уже миролюбиво.
— Я ничего не заметила, — непроницаемо ответила Луданная.
— Не сомневаюсь. Давай проверим твою халабуду.
Перебатов пошёл к замку, Луданная — за ним, а историки — за офицерами.
В залах и комнатах замка Перебатов не обнаружил ничего интересного.
— В подвале своды осыпаются, — предупредила Женя.
— Авось не угробимся… — буркнул майор.
В обширном полуразрушенном подземелье трупов было не меньше, чем на этажах, и застойное зловоние загустело здесь, как мазут. Офицеры зажгли ручные фонарики. Клиховский жадно оглядывался, надеясь увидеть зелёные снарядные ящики из музея доктора Хаберлянда. В лучах мелькали упавшие стеллажи, выщербленные пулями кирпичные углы, пустые каски, солдатские ранцы, пулемётные ленты, жуткие лица мертвецов, их руки со скрюченными пальцами, а ещё какие-то мешки и доски, гнутые ветви бронзовых люстр, канделябры, поломанная мебель в позолоте, резные рамы картин. Искрами вспыхивали гильзы и осколки фарфора. Клиховского продрал озноб. Значит, экспонаты Хаберлянда действительно были переправлены в Лохштедт!
— Что тут за филармония была? — мрачно удивился Перебатов.
— Хранились фонды местного музея, — пояснил Пакарклис.
Пакарклис знал это от Клиховского.
Спотыкаясь и матерясь, Перебатов добрался до конца подземелья, точнее, до той его части, где своды и опорные колонны обвалились. Груды кирпичей и обломков лежали поверх трупов. Можно было карабкаться и дальше, но майор остановился, размышляя. Общая картина ему стала понятна.
— Ты туда заползала? — уточнил майор у Жени, указывая лучом.
— Разумеется.
— Есть вероятность, что там был схрон с оружием или взрывчаткой?
— Я осматривала помещение на предмет книг.
— Ну, почитаешь их, когда вышибут из армии, — проворчал майор.
Клиховский торопился запомнить то, что сейчас видел. Не исключено, что зелёные ящики погребены под осыпями, однако этих ящиков, по словам Хаберлянда, было много, с десяток, и какой-нибудь непременно торчал бы наружу. А Клиховский не заметил ничего. Значит, зелёные ящики, все вместе, стоят в другом хранилище. Учитывая их ценность, в более надёжном бункере.
Сердито сопя, майор повернул к выходу.
С пригорка, от замка, бронекатер и гидроплан выглядели как крокодил и огромная бабочка. Отдышавшись на свежем ветре с залива, Перебатов снова подошёл к Луданной. Клиховский услышал их негромкий разговор.
— Скажи-ка, эти профессора у тебя сомнений не вызывают?
— Тот, который в очках, был наркомом юстиции в советской Литве.
— Они все западники, Женька. Порождение национальной буржуазии. Им доверять нельзя. Среди них могут оказаться те, кто связан с диверсантами.
— Хорошо, я приняла к сведению. Покопаю их биографии поглубже.
Клиховский понял, что глубокое дознание непременно выведет русскую дефензиву на фальшивую личность