Руки тяжелые, как чугунные болванки. Ноги дрожат, но не от адреналина, а от усталости. Воздуха не хватает, глотаю его как воду – такой же жидкий и прохладный. Пот водопадом струится вниз, спутанные волосы лезут в глаза.
Вдох.
Оборотень броском кобры оказался возле меня. С земли взлетел мох и тонкие веточки – массивная лапа шлепнула по тому месту, где мгновение назад находилась моя ступня. Я вальсирующим пируэтом ушел в сторону и ударил верной иглой снизу вверх, метясь в заросший кудлатой шерстью глаз.
Рука так и повисла в воздухе, перехваченная стальной хваткой когтистой лапы…
Удар другой руки ушел в сторону – так ракеткой отбивали легкий волан играющие дети. Оборотень довольно скалился, глядя на мои слабые попытки вырваться из металлической лапищи. Предательская мысль сдаться снова вернулась, но я вопреки всему продолжал сопротивляться, свободный кулак поднимался раз за разом. Мои удары с легкостью отбивались.
Ноги подламывались, глаза жег огонь едкого пота, в раскаленные легкие не поступало достаточно воздуха. Рука с зажатой иглой понемногу синела от крепкой хватки. Красные глаза оборотня светились предвкушением скорой победы над обессиленной жертвой.
Я не смог увернуться…
Перевертень схватил меня в охапку, и огромные зубы оказались в нескольких сантиметрах от лица.
Ненавижу! Уничтожить!
Железные лапы неторопливо сжимались, жизнь понемногу уходила из меня, как сок из сдавливаемого пакета. Попытки уколоть иглой лохматое тело не привели к успеху – оборотень лишь морщился, как от щекотки. Безуспешно пиная чугунные колонны, я не мог пошевелить руками, вдыхал зловонный смрад.
Зверь не торопился кусать, ждал, пока мое тело окончательно обмякнет, играл как кошка с мышкой, то разжимал, то снова сдавливал лапами. В глазах темнело, словно невидимый оператор гасил свет в кинозале перед наступлением фильма. Время почему-то не останавливало своего хода, я умирал в стягивающем обруче.
Воздух не хотел входить в сжавшиеся легкие, я видел как кусты и деревья окрашивались в серый цвет. Оборотень наблюдал за моей агонией с интересом профессора, разглядывающего в микроскоп жизнь бактерий. Спасения ждать неоткуда, рядом нет тетки-заступницы.
Мелькнула мысль – зачем полез в это дело, а не пробежал дальше за защитными кругами? Я устыдился такой мысли, и это придало немного сил. Их как раз хватило, чтобы слегка взмахнуть кистью. Игла бордовым росчерком взлетела вверх. Ладонь заломило от неловкого броска.
Мутнеющим сознанием я отметил несколько переворотов блестящей палочки. Оборотень слегка скользнул по ней краем глаза и тут же уставился на меня, не желая пропустить ни мгновения выдавливания жизни. Я вытянул шею и успел ухватить иглу за шляпку. Зубы противно заныли, когда вцепились в жесткий металл.
Чмок!
Оборотень ещё радостно скалился, когда мои губы коснулись шерсти, окружающей глазную впадину. Лохматая голова резко отдернулась, едва не вырвала зажатую в зубах иглу. Из пустеющей глазницы полилась бело-красная жижа, сопровождаемая жутким ревом боли. Уши тут же заложило толстой ватой, не пропускающей ни звука.
Кольцо лап слегка разжалось, и прохладный воздух струей окатил раскаленные легкие. Сквозь мутную пленку увидел, как зубастая пасть стремительно приближается к моему горлу.
Помирать так с музыкой!
Я устремился иглой в оставшийся глаз, подал голову навстречу острым зубам, словно укротитель, засовывающий голову в пасть льву. Клыки коснулись моей кожи, но тут же отпрянули, когда игла пронзила второй красный глаз. Щетинистый нос тяпнул по подбородку так, что у меня хрустнуло в шее. Лапищи взлетели к осиротевшим глазницам, я же, как сброшенный с телеги мешок картошки, рухнул в примятую траву.
В полете я успел пронзить черное сердце оборотня, словно дятел пробил крепкую кору.
Воздух! Вдох!
Сквозь сжатые зубы свежий ветер проникал вместе с какими-то крошками. Сверху упал обнаженный человек, придавил центнером веса к мягкой траве. Я еле дышал, болело все, что могло болеть, начиная от корней волос и заканчивая ногтями на ногах.
Крошки оказались кусочками крепко сжатых зубов – от напряжения чересчур сильно стиснул челюсти. Дело ещё не закончено – отдыхать рано, нужно завершить дело и нанести каждому перевертню по последнему удару.
Я спихнул тяжелое тело неудавшегося насильника, тот перекатился на спину, выставил вверх торчащую из груди шляпку иглы. От медного штырька по розовой коже растекались струйки алой крови, капали на примятую осоку. Сквозь судороги маячило легкое дыхание, оборотень ещё жил, и вскоре может восстановиться, если не принять срочных мер.
Преодолевая немощь и охватившее бессилие, какое появляется при очень высокой температуре, я смог подняться на колени. Голова казалась опустошенной дождевой бочкой, непослушные пальцы скользили по окровавленной шляпке, срывались и захватывали вновь.
Медленно вышел блестящий стержень, тотчас цвиркнул небольшой фонтанчик, в такт ещё бьющемуся сердцу. Игла выскользнула из непослушных рук, окрашенная осока жадно вцепилась в моё небольшое оружие. Ещё три вдоха и выдоха…
Через «не могу», через «не хочу» я потянулся за иглой и услышал, как рядом хрустнула ветка. Ещё одного оборотня я бы не вынес. Сквозь мутную пелену я рассмотрел стоящую Юлю.
2
Понимаю, как я выглядел в любимых глазах, весь оборванный и окровавленный, на коленях перед ослепленным противником, когда ещё один валялся поодаль… Юля испуганно смотрела на меня, как на чудовище. Как на монстра, который убивает всех на своем пути. Испуг и одновременно отвращение читались в её взгляде. Она даже не пыталась прикрыться, забыв о своей наготе.
Как ей объяснить, что на самом деле произошло?
– Ка-ак ты себя ч-ч-чувствуешь? – слова выдавливались по капле.
Усталость накрывала тяжелым пологом. Сейчас бы лечь и забыться. Рядом с трупами. Неважно. Но ещё нужно завершить начатое.
– Я в порядке, а ты весь в крови… Что случилось? Что с ними? – Юля показала на лежащих оборотней.
– Юля, я должен… закончить одно дело. Проверь, пожалуйста, как там твои… друзья! – рука скользнула по игле.
Оставалось нанести два удара. Только бы девушка отвернулась. Карие глаза ещё раз сверкнули, и Юля бросилась к лежащей паре. Тихо приговаривая, она попыталась привести их в чувство. Мне хватило этого времени, чтобы успокоить оборотней навсегда.
Навсегда.
Твари больше не будут ходить по земле…
В голове мутилось, руки тряслись как у эпилептика, в ноги налили раскалённого свинца. А ещё надо было убрать эту мерзость, утащить в кусты, а после похоронить! Чтобы случайно не наткнулись дети, чтобы не возникало вопросов у взрослых…
Вдох и выдох.
Шаг за шагом, кровь окрашивала траву в