Владимир Петрович и Очкарик спорить, разумеется, не стали. И умылись, и привели в порядок обмундирование. А Батоныч, не в силах отказать себе в удовольствии, еще и побрился, воспользовавшись нашедшейся в санузле опасной бритвой в оригинальном картонном футляре. Судя по надписи на украшенном матовым травлением лезвии, самым настоящим немецким «Solingen», названным в честь одноименного города и известной оружейной фирмы. Не трофей, понятное дело, видать, еще из довоенных запасов. Полковник в курсантской юности подобными уже не пользовался, а вот у отца аналогичная точно имелась. Пока брился под ироничными взглядами Карикова (который на подобный риск пойти не решился, сославшись на все еще побаливающую руку), трижды успел пожалеть о принятом решении. Поскольку дело это оказалось отнюдь не столь простым, как он привык в своем времени. Даже банальный бритвенный станок со сменными лезвиями был куда удобнее в использовании. Но не бросать же начатое на полпути? Только не хватало к Иосифу Виссарионовичу недобритым явиться…
Сопровождающий явился, без стука распахнув дверь, ровно через полчаса. «Похоже, время по часам засекал, – подумал дезинфицирующий «Шипром» пару небольших порезов на щеке Батоныч. – Ну и правильно. А то разленились вы, товарищ полковник, дальше некуда, отвыкли по распорядку жить. Вас бы снова, как когда-то, в африканскую саванну, юаровские танчики жечь да амерских – или как там их Виталик называет, «пиндосовских»? – военспецов на гусеницы наматывать…»[13]
Внимательно оглядев обоих и, судя по выражению лица, удовлетворившись увиденным, майор сообщил:
– Готовы, товарищи командиры? Отлично. Прошу следовать за мной.
Поднявшись на этаж по широкой мраморной лестнице, остановились возле массивных дубовых дверей, по сторонам от которых застыла по стойке смирно пара сержантов ГБ, комплекцией схожих с советскими десантниками со старых плакатов времен курсантской юности Владимира Петровича. Эдакие человекоподобные шкафы под два метра ростом и с косой саженью в плечах, только тельняшек да лихо заломленных голубых беретов не хватает. Гладко выбритые подбородки, равнодушно-холодные взгляды из-под козырьков низко надвинутых фуражек с малиновыми околышами. Новенькие пистолетные кобуры на поясах казались игрушечными. Впрочем, Батоныч отчего-то ни секунды не сомневался, что, попытайся он сделать какую-нибудь глупость, эти ребята даже за оружием не полезут. На фига им оружие? Голыми руками в бараний рог согнут, заодно свернув набок дурную голову.
– Дальше вы сами, – негромко произнес майор, нажимая на отполированную бронзовую ручку. – Входите, товарищ Поскребышев вас ожидает. Прощайте, товарищи.
Сидящий за массивным столом с несколькими допотопными телефонными аппаратами (подобные Бат и сам еще застал – вроде бы этот похожий на черную пластмассу материал назывался то ли карболитом, то ли эбонитом) обритый налысо человек, в котором Батоныч безошибочно узнал неизменного сталинского секретаря, поднял голову, без малейшего удивления взглянув на вошедших:
– Товарищи Бат Владимир Петрович и Кариков Борис Ринатович? – Поскребышев безошибочно взглянул на каждого, словно видел не впервые в жизни. – Здравствуйте. Проходите, товарищ Сталин вас ждет.
И снова уткнулся в какие-то разложенные перед ним бумаги, заставив Батоныча на миг ошарашенно замереть. Что, и это все?! Вот так вот просто? Самому коснуться ручки, открыть дверь (отнюдь не какую-нибудь там бронированную, а даже на вид самую что ни на есть обычную дубовую), шагнуть через порог – и все?
В себя его привел едва заметный тычок в спину: Очкарик, для которого Иосиф Виссарионович все же был не более чем историческим персонажем – да, легендарным и все такое прочее, но тем не менее, – первым пришел в себя. Негромко прокашлявшись, полковник оправил гимнастерку под ремнем, привычно проверил ладонью, ровно ли сидит на голове фуражка, – и толкнул входную дверь. Начатая застрявшим в автомобильной пробке Виталькой Дубининым долгая дорога к Вождю наконец завершилась. Теперь предстояла долгожданная встреча, об исходе которой пока можно было только догадываться…
* * *Рабочий кабинет Иосифа Виссарионовича оказался достаточно просторным и светлым, с несколькими окнами на одной из стен. Разумеется, Батоныч не раз видел его в «Библиотеке»[14], но фотографии – это одно, а реальность – несколько иное. Совсем иначе воспринимаются и размеры, и интерьер. Последний, к слову, был достаточно спартанским, буквально ничего лишнего. Отделанные потемневшими дубовыми панелями стены. Рабочий стол с электролампой на высокой ножке и под типичным для этого времени круглым абажуром, письменный прибор и пепельница на зеленом сукне. Позади – огромная, в полстены, карта СССР, сейчас наполовину зашторенная (примерно по Уральскому хребту, как машинально отметил Бат). Пара непривычного вида кожаных кресел по сторонам – судя по потертостям, пользовали их достаточно интенсивно. Этажерка с книгами и напольные часы под стеной. Окруженный стульями с высокими прямыми спинками стол для заседаний. Диван под белым матерчатым чехлом. Все, собственно…
Отчего-то Батоныч, в детстве и юности пересмотревший множество художественных фильмов о Великой Отечественной, ожидал, что Вождь – согласно киношному канону – будет сидеть за столом, погруженный в работу с какими-то документами. Попыхивая неизменной трубкой и отчеркивая наиболее важные места красным карандашом. А затем, словно бы удивившись «нежданным» гостям, поднимет голову и произнесет нечто вроде «таварыщи танкисты? Нэ ажидал вас так скоро. Ну, что ж, прахадыте, нам ест а чем пагаварить»…
Ага, прямо сейчас!
Товарищ Сталин и на самом деле «попыхивал неизменной трубкой», вот только не за столом, а стоя возле окна. При этом Вождь… улыбался, словно старым знакомым! Да, именно улыбался! Что ж, пожалуй, впечатление ему произвести точно удалось, как отстраненно подумал полковник, меньше всего ожидавший чего-то подобного…
Но на этом неожиданности вовсе не закончились: в противоположном углу кабинета стоял, сложив руки на груди и поблескивая знаменитым пенсне, народный комиссар внутренних дел Лаврентий Павлович Берия…
Прежде чем Бат успел перейти на строевой шаг, собираясь преодолеть последние метры, Иосиф Виссарионович махнул рукой:
– Владымир Пэтрович, как я панимаю? А ви, маладой человек, видимо, старший лэйтенант Кариков? Ну, здравствуйтэ! – знаменитый грузинский акцент в его речи оказался не настолько выраженным, как представлялось Батонычу. Он был – но если немного привыкнуть, так и вовсе замечать перестанешь. Да и фразы Сталин выстраивал абсолютно правильно – русским он владел в совершенстве. Не зря ведь Калинин некогда сказал: «Вот если бы спросили меня, кто лучше всех знает русский язык, я бы ответил – Сталин».
– Нэ нужно. Ви не на строевом смотре, таварищи, ви у меня в гостях. Полагаю, мнэ прэдставляться нэ нужно?
Беззвучно шагая по вытертой ковровой дорожке, Вождь подошел к замершим без движения танкистам и первым