— Мне нравится эта женщина…
— Какая?.. Актриса, шо ли?.. — Он мотнул головой на экран, где с песней катила на велосипеде Дина Дурбин.
— Нора, — помолчав, сказал Гоцман. — Шо с утра. Карась, шмыгнув носом, деликатно пожал плечами:
— Та ничего себе… Не противная. Я ей сумку поднес…
Оба снова замолчали, глядя на экран, но происходящее там теперь не очень интересовало ни отца, ни сына.
— Я хочу с ней жить, — наконец проговорил Гоцман скорее утвердительно, чем вопросительно.
— П-жалуйста… — неопределенно высказался Мишка.
—…Вместе, — договорил Давид, глядя перед собой. — Ты, я и она… Не возражаешь? Шоб семья…
Мишка не ответил, но на курносом лице пацана расцвела счастливая улыбка. На экране происходило что-то забавное, зал дружно рассмеялся. И Гоцман с Мишкой смеялись громче всех.
Картина закончилась. Из душного деревянного павильона люди с облегчением выходили в дивный, тихий и теплый, словно парное молоко, летний вечер. Где-то вдалеке уютно, задушевно фальшивили трубы духового оркестра, выводя вальс «На сопках Маньчжурии». Галантно склонялись к барышням отпускные солдаты, рассказывая что-то смешное. Все это живо напомнило Гоцману старую, ушедшую Одессу — Одессу его детства…
Васька Соболь, куривший у машины, радостно помахал своей культей Давиду и Мишке. У пацана загорелись глаза.
— Батя, а давай ты меня к самому входу подвезешь! На машине, а? Чтобы все пацаны видели, какой у меня отец…
— Ты к ней хотел заехать?.. — И, поняв по угрюмому лицу отца, что попал в точку, Карась быстро произнес: — Так заедь, батя! Шо она себе кобенится?!
Давид, усмехнувшись, дал Мишке легкий подзатыльник — мал еще рассуждать о таких вещах. И распахнул перед ним заднюю дверцу «Опеля»:
— Поехали до интерната.
Мишка, с восторгом запрыгнув на мягкое сиденье, открыл форточку бокового окна, важно пристроил руку на подлокотник. Васька Соболь, устраиваясь за рулем, с ухмылкой наблюдал за его манипуляциями.
— Дядька, а сколько такой стоит? — обратился к нему пацан.
— Смотря на какие, — засмеялся Васька, заводя мотор. — В Германии он шесть с половиной тыщ рейхсмарок стоил… А у нас… даже и не знаю.
— Ух ты, и радио у тебя есть… — Мишка примолк, увидев искалеченную Васькину руку. — А где тебя так долбануло?..
— Есть такой город Швейдниц, — серьезно пояснил Соболь, — там и долбануло. Ну шо, радио включим?
— Поехали, поехали, — коротко проговорил Гоцман, взглядывая на водителя.
Васька щелкнул клавишей радиоприемника. Взревевший мотор машины заглушил слова диктора:
«Московское время — двадцать часов тридцать минут. Передаем беседу профессора Леонтьева о неравномерности развития капиталистических стран…»
Стриженые пацаны, во множестве облепившие подоконники дипломатического интерната, с восторгом глазели на роскошную серую машину, в густых сумерках подкатившую к самому подъезду. С заднего сиденья «Адмирала» небрежно, со слегка усталым видом давно привыкшего к таким поездкам человека выбрался Мишка Карась, небрежно помахал ручкой шоферу — поезжай, дескать. «Опель» и в самом деле тронулся с места, но тут же затормозил. Из него вышел Гоцман и, подхватив Мишку на руки, крепко стиснул его в объятиях.
Вдыхая крепкий, мужественный запах этого человека, ставшего ему родным, Мишка спросил:
— Бать, ты домой?
— На работу, Мишка, — приникнув щекой к стриженой макушке, ответил Давид. — Работы через край…
— Батя… удачи тебе… И за кино спасибо…
Гоцман бережно опустил пацана на землю. Постоял, пока Мишка бежал со всех ног к подъезду, отрапортовал что-то дежурному и скрылся за дверью. И усмехнулся, заметив, как жадно, с завистью глазеют из окон ребята на красивый автомобиль. В их возрасте он так же немо провожал круглыми от восторга глазами моторы, которых уже тогда было в Одессе немало.
— Хороший пацан, Давид Маркович, — помотал головой Соболь, когда Давид снова сел рядом. — Боевой, прямо скажем.
— Надо тебе своим обзаводиться, Васька.
— Да не, мне еще рано, — хохотнул Соболь, — еще годиков пять погуляю свободно…
Если раньше коридор Одесского УГРО можно было сравнить с Привозом, то теперь это была больница в приемные часы или вокзал. Задержанные стояли, уныло подпирая стенку, или сидели на корточках вдоль стены. Многие дремали, свесив головы на грудь, — час был поздний. Еще хорошо, пока не лежат, подумал Гоцман, переводя тяжелый взгляд на запаренного старшего лейтенанта конвойных войск МВД, стоявшего перед ним.
— Товарищ подполковник, мне ордера нужны! Тут же тюрьма, а не гостиница…
— Будут тебе ордера…
В кабинете Гоцмана кипела работа. Довжик и Тишак параллельно вели допросы двоих задержанных, а Якименко с воспаленными от недосыпания глазами копался в высокой стопке картонных папок с личными делами, время от времени делая выписки на отдельный лист и тихо чертыхаясь, когда дрянное перо рвало бумагу…
— Леша, собери весь урожай. — Гоцман подошел к рукомойнику, сунул голову под воду. — Конвой ордера требует…
— Слышали? — вместо ответа насупленно произнес Якименко. — У Омельянчука дом сгорел…
— Как это?
— А вот так… Подожгли. А дома жена была…
— Суки… И шо пожарные?
— Загасили, только жена того… обгорела. Он у нее сейчас.
— Кто именно поджег, известно?
— Попросили Разного помочь, у них в отделе с людьми посвободнее. Вы ж видите, шо творится — ни лечь, ни встать…
От холодной воды немного полегчало. Чтобы не мешать подчиненным, Давид постоял с минуту у распахнутого окна, подышал по японской системе. А потом сгреб подготовленные Якименко дела и отправился к Кречетову.
Тот тоже явно не скучал этой ночью. В дверях Гоцман посторонился, пропуская конвоира и задержанного. Майор улыбнулся навстречу Давиду, но улыбка получилась вымученной, похожей скорее на гримасу. Пользуясь паузой, Кречетов с наслаждением, так, что хруст раздался, потянулся, ослабил воротничок кителя, вяло отхлебнул давно остывшего чаю из забытого на столе стакана.
— Виталий, нужны ордера на арест. — Гоцман опустил на стол Кречетова стопку дел.
— Ты что, смеешься? Я ж военная прокуратура…
— Военная, гражданская… — устало отмахнулся Давид, садясь. — Некогда до наших бегать. Да и ночь уже на дворе. Выпиши ты.
С полминуты Кречетов осоловевшими глазами смотрел на Гоцмана, видимо соображая, как поступить, наконец полез в сейф, вынул стопку ордерских бланков. С обреченным вздохом обмакнул перо в чернильницу, готовясь писать.
— Готов?.. — Гоцман машинально сунул в рот последнюю папиросу, но тут же смял ее и выбросил. Помотал мокрой головой. — Кстати, ты в штаб 49-й бегал?
— Чего?.. — От усталости Кречетов не сразу сообразил, о чем идет речь.
— Ну, в конвойный полк, где Лужов