…
Помещичьи хозяйства, несмотря на замену оброка барщиной, падали одно за другим; имения закладывались в государственные кредитные учреждения; но взятые оттуда капиталы в большинстве случаев не получали производительного занятия; так дворянские имения, обремененные казенными долгами, не увеличивали производительного оборота в помещичьем хозяйстве».
(В. О. Ключевский)
Помещица Смоленской губернии Елизавета Водовозова пишет в своих воспоминаниях:
«В нашей местности было много крайне бедных, мелкопоместных дворян… Одни из них имели по два-три, а у более счастливых было по десяти-пятнадцати крепостных. Некоторые домишки этих мелкопоместных стояли в близком расстоянии друг от друга, разделенные между собой огородами, а то и чем-то вроде мусорного пространства, на котором пышно произрастал бурьян, стояли кое-какие хозяйственные постройки и возвышалось иногда несколько деревьев… Перед жалкими домишками мелкопоместных дворян (небольшие пространства луговой и пахотной земли находились обыкновенно позади их жилищ) тянулась длинная грязная улица с топкими, вонючими лужами, по которой всегда бегало бесконечное множество собак, разгуливали свиньи, проходил с поля домашний скот…
Как и все тогдашние помещики, мелкопоместные дворяне ничего не делали, не занимались никакою работою. Этому мешала барская спесь, которая была еще более характерною чертою их, как и более зажиточных дворян. Они стыдились выполнять даже самые легкие работы в своих комнатах. Книг в их домах, кроме сонника и иногда календаря, не существовало, чтением никто не занимался, и свое безделье они разнообразили сплетнями, игрою в “дурачка” и “мельника” и поедом ели друг друга… Эти грубые, а часто и совершенно безграмотные люди постоянно повторяли фразы вроде следующих: “Я – столбовой дворянин!”, “Это не позволяет мне мое дворянское достоинство!..” Однако это дворянское достоинство не мешало им браниться самым площадным образом…»
Кроме всего прочего, помещичья собственность являлась во многом фикцией. Так, к 1859 году 44 тысячи имений, в которых числилось семь миллионов ревизских душ[9], были заложены в казну. Больше двух третей дворянских имений, в которых обитали две трети крепостных крестьян, являлись, скажем так, «условной» собственностью. Долга на этих заложенных имениях числилось в 1859 году свыше 450 миллионов рублей.
«Дворянские имения, обременяясь неоплатными долгами, переходили в руки государства. Если бы мы предположили вероятность дальнейшего существования крепостного права еще на два-три поколения, то и без законного акта, отменившего крепостную зависимость, дворянские имения все стали бы государственной собственностью».
(В. О. Ключевский)
При этом господа помещики этого своего двусмысленного положения в упор не понимали. За сто лет[10] они привыкли к тому, что не они живут для государства, а государство – для них. Кстати, почти те же самые настроения наблюдались у дворян во Франции перед Великой французской революцией. Кончилось это для них очень скверно. Типичный признак вырождающегося социального класса – люди с песнями шагали по направлению к пропасти.
К сожалению, ждать сто лет, чтобы дать им спокойно догнить до конца, времени не было. Международное значение Крымской войны можно охарактеризовать словами: «Акела промахнулся!» Россия перестала быть самой сильной страной в Европе. Что случается дальше – смотрите в тексте Киплинга.
«Воля», какая она была
«Давно прошли те времена, когда Иван Грозный за непослушание рубил боярам головы. Прошли и те времена, когда Петр им бороды резал. Нынешним царям с дворянством спорить не приходилось. Пусть сословие и выродилось к тому времени до предела, однако опереться в государственной деятельности монарх мог только на него. Дворянство являлось, по сути, единственным образованным сословием в России, и подрывать основы его благополучия было чревато – от заговоров и саботажей до внезапно приключившегося с венценосцем удара… табакеркой по голове.
Иоанн Грозный перед тем, как заниматься реформами, создал себе новую опору, но у Романовых и с этим не заладилось. Дворянство хоть и выродилось, однако крепко-накрепко обсело все мало-мальски значимые должности в державе, а буде кто из низов прорвется, так его быстренько тоже награждали дворянством, причисляя, так сказать, к сонму…»
(Е. Прудникова)
В общем, Александру II стало понятно, что положение надо менять, пока не началось.
Свары в благородном обществе
Поначалу император рассчитывал провести реформу по-хорошему: уговорить дворян добровольно пойти на дело освобождения крестьян.
В марте 1886 года Александр II, принимая московского губернского предводителя дворянства князя Щербатова с уездными представителями, бросил пробный шар. Он сказал господам дворянам таковы слова: «Между вами распространился слух, что я хочу отменить крепостное право; я не имею намерения сделать это теперь, но вы сами понимаете, что существующий порядок владения душами не может остаться неизменным. Скажите это своим дворянам, чтобы они подумали, как это сделать».
И стал смотреть, что получится. Плохо получилось. Оказалось, что подавляющее большинство дворян не хотят менять ровным счетом ничего. Хотя, как мы видели, очень многие землей и крепостными владели условно – и было понятно: свои поместья выкупить они не сумеют. На что они рассчитывали? А вот поди пойми.
«Товарищу министра внутренних дел Левшину поручено было узнать, как они (дворянская среда. – А. Щ.) отнеслись к вопросу “об улучшении участи крепостных крестьян” (тогда еще избегали слова “освобождение”). Левшин позондировал и с печалью донес, что дворянство ни с той, ни с другой стороны не поддается…»
(В. О. Ключевский)
Но раз не хотят – надо заставить.
Вокруг Александра II стала подбираться команда сторонников реформ. И что самое главное – кое-кто из них оказался очень даже на своем месте.
Так, лидером команды реформаторов стал племянник графа П. Киселева, сыгравшего видную роль в разработке крестьянского вопроса в 1830–1840–е годы, Н. Милютин. Он занимал сначала пост директора хозяйственного департамента МВД, затем – товарища министра внутренних дел.
Начали дело с того, что всегда делают в таких случаях, – с ротации кадров. С удаления несогласных. Не слишком быстро, но и не медля, Александр, пользуясь советами своего окружения, матерых мастеров бюрократических игр, стал потихоньку удалять с постов потенциальных противников. Чистку проводили очень грамотно. Начали с верхов, потом спустились вниз, в губернии, поменяв многих губернаторов. На освободившиеся места, разумеется, стали назначать своих ставленников.
Свои люди в губерниях стали протаскивать идею создания губернских Комитетов по крестьянским делам, которые вроде как должны были обсуждать вопрос освобождения. Вообще-то это была чистая инициатива сверху – провинциальные дворяне ни о какой реформе и слышать не желали. Но Александру требовалась хотя бы видимость поддержки «общественности». Сначала комитеты создали там, где сидели свои губернаторы, потом дело пошло легче. Вроде – «все уже создали, а вы что