В общем, путешествие было паршивым. Что хорошего в море? Ладно, сильных штормов на пути не попалось. Да путеводной звездой где-то впереди лежала Европа. Надоели субтропические острова с их курортной природой и буйным населением. Я там не оставил ничего, кроме могил моих спутников.
Да и могил у большинства нет.
Если же и оставил, то разве что душу…
Валера говорил еще, но я настолько был погружен в собственные мысли, что пропускал его слова мимо ушей.
Действительно устал. Надоело стрелять, рубить, колоть, командовать… Хочу лишь тишины и покоя.
Потом по краю сознания проходит мысль: при чем здесь мои желания? Раз уж я взял на себя ответственность за людей, то должен нести сей крест если не до конца, то хоть до Европы. Бездействие начальства разлагает подчиненных. А последнее, в свою очередь, зачастую приводит к беде. Порою – к катастрофе. И уж в любом случае ничего хорошего не получается.
…Подходил к концу первый год моей офицерской службы. Я был молоденьким, неоперившимся лейтенантом, который лишь самому себе казался многоопытным, бывалым. Хотя было это еще до той, моей войны. Вернее, война шла, только тогда еще не для меня. Что называется, локальная, не затрагивающая большую часть армии.
Наш полк стоял палаточным лагерем. Лето выдалось жарким и засушливым. В ответ на неблагоприятную пожароопасную работу начальство приказало усилить борьбу с курением. Везде, кроме специально отведенных мест.
Но люди есть люди. Им запрещай, не запрещай, они все равно будут поступать так, как удобно, а не как требуют. Да и мало ли запретов в нашей жизни? Причем отнюдь не только в армейской.
Нарушали внаглую, нимало не считаясь с приказами. Моя просьба хотя бы соблюдать некоторые приличия не помогла. Плевали солдаты на просьбы с самой высокой колокольни.
И тогда пришлось вспомнить один старый трюк. С ним меня познакомили еще в училище. Даже помню кто. Один из наших лучших преподавателей, майор Смирнов. Боевой знающий офицер, пользующийся у нас, тогда еще курсантов, полнейшим уважением.
Чашу моего терпения переполнил обычный окурок. Он нагло красовался посреди палатки, словно лежать на видном месте для него было в порядке вещей. Сухой брезент вспыхивает как порох. Главное – поджечь, а там не успеешь толком среагировать, как уже остался без крыши над головой.
И тогда я разозлился по-настоящему.
Бычок был обнаружен перед вечерним построением, когда бойцы уже направились на подобие плаца. Им же лучше. Первая возможная гроза так и не разразилась над их головами. Обошлось без криков. Сюрприз их ждал после отбоя. В палатке. В моем лице.
По летнему времени темнело поздно, но в палатке уже царил полумрак. Поэтому меня увидели не сразу, а спустя несколько мгновений. Но раньше ли, позже ли – это теперь не имело никакого значения.
– Взвод на выход! – коротко скомандовал я.
Они построились. Без энтузиазма, наверняка матерясь про себя, однако куда в армии от начальства денешься?
– Что это? – Я показал бойцам окурок.
Ответом была тишина. Видно, по голосу поняли – шутки кончились, и теперь ожидали разборок, выяснений, кто из них является нарушителем приказа.
– Мне плевать – чей, – успокоил я взвод. – Зато мне не наплевать, что мои приказы игнорируются.
Читать нотации дальше я не стал. Решил, что словами все равно не пробьешь этих молодых охламонов. Не понимают люди слов, если слова не подкреплены делом.
– Плащ-палатку.
Приказание было выполнено с некоторой задержкой. Бойцы пока не понимали, во что они вляпались.
– Саперные лопатки. Всем.
Я бы обязательно добавил оружие, однако оружейка, на счастье солдат, была закрыта. Им просто повезло…
– Первое отделение, берись! – Я торжественно положил в центр плащ-палатки злосчастный окурок.
Бойцы все еще не понимали. Может даже думали, что у взводного поехала крыша.
– Взвод бегом!
Руки солдат привычно согнулись в локтях.
– Марш!
И мы побежали. В хорошем темпе.
Окрестности лагеря я изучил достаточно неплохо и заплутать не боялся даже в темноте. Уж с чем, а с ориентацией никаких проблем у меня никогда не возникало.
По ощущениям, мы отбежали километров на десять, когда мне понравилась одна из полян. Понравилась – громкое слово. Кроме луны, никакого освещения не было, но не цветочками же я собирался любоваться! Цветочки оставим для сентиментальных барышень, буде таковые еще уцелели на свете.
– Стой! Копай! – Я старательно отмерил квадрат два на два метра. – Глубина – два метра. Приступить!
Орудовать малой саперной лопаткой – удовольствие из последних, однако никто не роптал. Понимали – я ведь мог ошибиться с выбором места и заняться исправлением ошибки. Например, приказать копать чуть дальше. Поляна большая, а не хватит – найдутся другие места.
Трудились быстро, то и дело сменяя друг друга. Я подождал, пока яма достигнет требуемого размера, и скомандовал:
– Становись! Головные уборы снять!
Бычок полетел примерно по центру. Я взял под козырек, прощаясь с бедолагой, и вздохнул:
– Пусть земля будет пухом! Закапывайте, ребята!
Обратно я вел их опять бегом. Только направление взял чуть в обход, чтобы путь был длиннее.
Летние ночи коротки. Когда взвод вернулся к палатке, небо ощутимо стало светлеть. Утреннего подъема никто не отменял.
Как всегда в подобных случаях, нагружены мы оказались без меры. Я сам мечтал, где бы притулиться, отдохнуть хоть полчаса. Куда там! Об этом даже нечего было мечтать, и оставалось выглядеть бодро да смотреть молодцом. На радость начальству и на зависть бойцам. Нам разве привыкать?
И только во время случайно выпавшего перекура мой тогдашний приятель, Витька Кривцов из второй роты, покачал головой:
– Ну ты и зверюга! Бойцов не жалко, хоть себя пожалей! Человеку отдых нужен, даже если он офицер. Зачем так людей гонять? Им бы свой срок отбыть…
– Дослужусь до полковника, тогда отдохну. А бойцы молодые, им дурную энергию девать некуда. Зато порядок наведу.
Кривцов в сомнении покачал головой.
Бычки больше действительно в палатке никогда не валялись. Как я ни проверял. Курили, конечно, однако осторожно, старательно заметая любые следы.
Через две недели в соседней роте сгорела палатка. Начальственного шума было!
Уже потом, когда я превратился в штатского гражданина, как-то случайно встретился с одним из моих бывших бойцов. На крутой, мне никогда такая не светила, тачке, весь из себя… Поговорили по-дружески о том о сем. Между делом всплыл злополучный окурок.