— Да многие болтают… — как-то смутилась Энни — вы знаете, эти необразованные люди так суеверны, стоит одному ерунду сказать, и все уже подхватывают…

— Бессовестный люд, ох… сами они все там ведьмы поганые, особенно Патька, сами небось сглазили, а на барышню скинуть грех хочут… — забормотала Кликуша.

— Я тоже это слышал — вмешался Моро — Я, конечно, строго выбранил суеверцев, но, не в упрек вам будь сказано… Аделаида — хорошая девушка, я много лет ее знаю, но, как бы это сказать… для человека невежественного эти… мистические картины… могут пугать и Аделаида… ее видели много раз гуляющей в одиночестве, вечерами… и то, что она всегда ходит с непокрытой головой… я не хотел вам говорить, но эти слухи ползли давно… если помните, она спросила Тибо, того молодого парня с кучей веснушек, сына гончарных дел мастера «Вы что, больны?» или что-то в этом роде, а через два дня он скончался, а был, говорят, здоров, как бык, и вот с тех пор-то начали говорить…

Мадам Моро наступила мужу на ногу и, как она думала, незаметно, указала глазами на внимательно слушавшего барона. Моро резко осекся. На минуту за столом воцарилась гнетущая тишина. Барон как-то странно усмехался. Неловкий момент наконец оборвал Нил:

— А я говорил, — пробурчал он с набитым ртом. — Не женское это дело — рисование. Того гляди, еще, гы, на костре спалят. А все потому что женщина не может увидеть и понять реальность правильно и потому рисует странно, а не так, как надо. Все фантазии какие-то…

Нарисовала птицу, похожую не на птицу, а на Бьянку.

— В смысле — с головой Бьянки? — зачем-то спросил барон.

— Не, с головой птицы, но все смотрят и говорят — Бьянка! Она считает, что она настоящий художник и господин Ворогда тоже, но она же никогда ничего не делает как надо! — Нилу понравилось, что его слушает сам барон, подмастерье проглотил свой пирог и расправил плечи. Взгляд Теодора был тяжелым, как кулак, но он смолчал.

— Вот поверите или нет, ваша милость, она рисовала виноград, так она одну ягоду — два дня рисовала! Вот хоть верьте, хоть нет! Два дня! Да я за одну минуту могу! За полминуты! Я вообще очень быстро рисую, я за день две картины могу, и это я еще только учусь! А я научусь быстрее! Представьте, прихожу я такой к самому королю и говорю, не угодно, мол, ваше величество, вашу рожу благородную за час на фоне тронного зала, а завтра на коне в военном мундире, а послезавтра в королевском парке с королевой и фавориткой и каждый день по одному портрету, ха! Да я, пожалуй, стану так богат, что меня, как завидного жениха, с руками знатные всякие, дворянки оторвут, так что кое-кому следует поторопиться, пока я еще беден… — с улыбкой подмигнул Нил.

Барон медленно поднялся из-за стола.

— Ты что же это, падаль холопская, так о короле своем смеешь говорить? — мрачно и грозно, с подобающей дозой театральности прогремел его низкий голос. — Ты это как в присутствии одного из знатнейших вассалов его величества смеешь обзывать лицо своего святейшего суверена рожей?! Да ты знаешь, что за такие выражения ты своей рожи вместе с головой лишиться можешь?!

— Ваша милость… — поднялся и отец.

— Я… я… простите… я это… — подмастерье с перепугу начал заикаться.

— На колени, — приказал барон.

Нил хлопнулся без возражений.

— Собаке с собаками бегать. Лови! — барон поднял с травы сухую палку и швырнул куда-то в сад — Ну! Взять! Давай, давай, побежал!

Пес барона сорвался в бег первым, Нил медлил на коленях, беспомощно оглядываясь на Теодора. Отец нахмурил брови.

— Простите, ваша милость, но в моем доме человек никогда не будет на собачьем месте, каких бы слов он не ляпнул сдуру.

— Да ваш подмастерье уже и так на собачьем месте. Человечьей гордости у него нет точно так же, как и уважения к королю, — бросил усмехающийся барон, усаживаясь обратно за стол. — А то если б не вы, он бы так и за палкой побежал, ей богу! Умница, Сино, хороший пес — курчавая псина барона вернулась, шумно дыша, с палкой в пасти. Нил поднялся с колен, красный, как рак, с дрожащими губами.

— Иди-ка лучше в дом — тихо сказал ему Теодор.

Опять все неловко молчали, переглядываясь. У Бьянки аж слезы на глазах выступили от сочувствия к Нилу.

— Ну что? — нарочно бодрым тоном сказала мама — Может, сыграем в карты, кто за? Надин! Надин!

Прибежала служанка, стали убирать со стола посуду.

— Ну что, вам это было приятно? — неожиданно громко спросила Адель — Вам нравится унижать другого человека? Вы от этого чувствуете себя лучше?

— Адель… — сквозь зубы выдохнул отец.

— Нет, что вы, мадемуазель. Созерцание таких проявлений человеческой натуры, как глупость и трусость, никогда не доставляло мне удовольствия, по правде говоря, это зрелище было омерзительно.

— Да? Тогда зачем?

— Я не позволяю Сино забираться лапами на стол и лакать из моей тарелки, отчего же я должен был позволить другому животному сидеть со мной за одним столом и облаивать вас?

— Вы так легко судите, кто животное, кто нет, вероятно, гордитесь своим происхождением… а вы никогда не задумывались, как непросто сохранить гордость простому человеку, что трусость и коленопоклонство иногда единственный способ сохранить жизнь свою и близких при встрече с такими, как вы? Пускай-ка крестьянин попробует не поклониться господину!

— Печально, если вы и впрямь считаете, что трусость способна кого-то спасти. За всю историю человечества миллионы людей выкопали себе вполне реальные могилы, спасаясь от призрачного страха. Я вам скажу даже больше… вся власть дворянства и королей, Дьявола и…

Церкви зиждется на страхе. Крестьяне умеют бояться. Мы умеем быть страшными. Это далеко не всегда значит, что мы сильнее в действительности… Вы мне не верите? Могу и доказать, — барон пожал плечами и стремительно взлетел по крылечку к двери.

— Куда вы?

— Помирюсь с вашим Нилом и предложу ему сыграть партию. Вы ведь будете довольны? Моро спешили распрощаться, хотя сгорали от любопытства.

— Кто он такой? Что ему от вас надо? — успела шепнуть Аделаиде их старшенькая, Элис, прежде чем барон вырисовался на пороге, таща за собой перепуганного подмастерья. Высокая темная фигура под десятком любопытных и настороженных глаз — родителей, сестры, Кликуши, семьи землевладельца, шпица Боси… «Свет против Тьмы» подумалось Аделаиде.

Дамы удалились первыми, Теодор задержал Моро, о чем-то с ним разговаривал у калитки, то и дело нервно косясь за плечо. Барон и Нил уселись за стол играть, подмастерье снова повеселел. Адель сидела рядом, молча наблюдая. Играли на желание. Барон выиграл поразительно быстро.

— Ну, пришло время расплачиваться. Карточные долги священны, так ведь?

Подмастерье разочарованно закивал. Барон оглядел стол и