Глупо доверять Козловскому.
– Тебе что-нибудь взять? – уже около входа спрашиваю я. – Предупреждаю сразу: кефира у тебя больше нет, и еще я съела все хлебцы. Но ты не переживай, сельдерей и невкусный сыр даже руками не трогала.
– Ничего не надо. Позаботься о себе.
Пожимаю плечами, мол, как хочешь, поправляю волосы и открываю дверь. Времени оставалось мало, поэтому кидаю в тележку первое, что вижу. Удивительно, но в магазине кроме меня и кассиров никого нет. В этом городе я одна голодная, что ли?
Только на кассе до меня доходит, по какой причине этот магазинчик чертов популярностью не пользуется – дешевле в космос слетать, чем купить здесь палку колбасы.
Родители никогда меня деньгами не обделяли, всегда перекидывая на карту больше, чем нужно. И поэтому я ни в чем не нуждалась, покупала все, что хотела, не думая. Но сейчас, услышав сумму, еле успела поймать челюсть.
Да это беспредел какой-то, честное слово.
У них президент грузчиком работает, что ли?
– Оплата картой или наличными? – переспрашивает девушка.
Почками.
Возьмут, интересно?
– Я кошелек в машине оставила. Сейчас вернусь.
Вернусь домой и на диету вместе с Козловским сяду. Будем с ним, как два козла, траву жевать.
Когда Артём поднимает голову и видит меня с пустыми руками, его брови ползут вверх.
– Ты в магазине поела или в кармане все поместилось?
Тяжело вздыхаю через нос и, не обращая на него внимания, иду к машине.
– Комиссарова, я с кем разговариваю?
Сам с собой.
Просил же молчать, вот я и молчу. Чего пристал, когда мог спокойно наслаждаться моментом?
– Влада!
О, божечки.
Как он мое имя произнес.
Я растерялась. Ну ладно, он красивый, голос у него шикарный, а я хоть и вредная, но все еще девочка, которая может иногда превращаться в растаявшее мороженое.
Клянусь, в эту минуту во мне что-то подпрыгнуло и, кажется, падать не собиралось.
– Что? Привез меня в гастроном для олигархов, где шоколадки по цене золота, а потом еще и подкалываешь. Поехали отсюда, пока меня не заставили селезенку продать, чтобы все оплатить.
Уже собираюсь губы надуть, но вовремя замечаю улыбку Козловского.
Весело ему?
Посмейся мне. Я этого не забуду. Голодная, я вообще зверь. Со мной лучше тогда не шутить.
– Кому нужна твоя селезенка?
– Ну вот. Даже она никому не нужна, – бурчу себе под нос и запрыгиваю в машину. В любом случае по пути домой увижу какой-нибудь магазинчик и попрошу Артёма притормозить. Если откажет, придется прыгать. В школе же как-то через козлов перепрыгивала, и сейчас получится.
Уже собираюсь попросить Козловского в другое место сгонять, поднимаю голову, а он пропал.
Минуту назад стоял, а теперь никого.
Его похитили?
Можно не переживать.
С таким характером минут через пять обратно вернут, еще и денег за возврат доплатят. О, тогда я смогу заломить цену и вернуться за своими шоколадками.
Мечтать, конечно, хорошо, но куда мой водитель делся? Еще и ключи в машине оставил.
Достаю телефон и только потом понимаю, что у меня нет номера Козловского.
Выхожу на улицу, оглядываясь по сторонам. Единственный вариант, он зашел в магазин. Но зачем? Мы с ним не в тех отношениях, чтобы он еду мне покупал. За сутки я успела изрядно расшатать его нервы.
Не перебарщивала ли я?
Вроде нет.
Нормально общались.
Мне вдруг становится дико неловко, будто совесть, которую я стараюсь держать в наручниках, решила выбраться из заточения.
Готовлюсь ее обратно в цепи заковать, когда вижу Артёма с двумя пакетами в руках.
Черт.
Мне бы начать парня восхвалять и благодарить его, но все-таки не в тех мы с ним отношениях. Достаточно и того, что мысленно я кинулась ему на шею и за хлебушек поблагодарила, а вслух сказала только:
– Это все мне? Козловский, вот такой ты мне нравишься. В кафе заедем? – расплываюсь в улыбке.
Судя по тому, как он взглянул на меня, другой реакции Артём и не ждал.
На добро нужно отвечать добром.
Так в детстве учили.
Хоть Артёмка и был против поездки в кафе, я все-таки смогла его уговорить. Удивительно, но даже угрожать не пришлось. Всего лишь попросила, а он почти сразу согласился. Правда, пришлось пообещать, что это последний раз, когда я к нему обращаюсь.
Мой уже не кучерявый друг поверил на слово.
А еще он посмотрел на меня. Просто посмотрел без раздражения во взгляде, а я смутилась. Как какая-то малолетка, какой он меня и назвал когда-то. – У нас перемирие? – уточняю перед тем, как выйти из машины.
– Комиссарова, ты как ребенок. Куклу с собой не привезла? Когда-то ты с ней не расставалась.
Конец перемирию.
Эх, недолго мы друзьями в моем воображении были.
– Память хорошая?
– Какие-то моменты сложно забыть.
Хоть он и улыбнулся ехидно, сердце все равно успело екнуть.
Да что со мной такое?
Я и правда веду себя неестественно. А Козловскому об этом знать нельзя.
– Это ты про мое неудачное признание в любви? – слова сами вырываются изо рта.
Иногда я могу саму себя раздражать и бесить.
6.
Я уже открываю рот, чтобы продолжить и переключиться на любую другую тему, но Артём меня перебивает:
– Своей слюной ты мне всю машину заляпала. Сделай заказ, я через пару минут подойду и оплачу.
– Я сама оплачу.
– Как хочешь. Вперед, Комиссарова. У тебя есть…
– Десять минут?
– Уже девять.
Все отлично.
Козловский, оказывается, умный. Наверное, понял, что я глупость сморозила, поэтому и выгнал из машины.
Раз он на особом питании, в благодарность куплю ему морковку. Пусть грызет, козлик.
И когда я говорю козлик, это значит, у меня просто настроение хорошее. Уверена, он еще не раз козлиной будет.
Свой заказ, конечно же, я оплачиваю сама. В принципе, я изначально так и планировала сделать. А еще потому, что Козловский так и не подошел. Спустя десять минут мне передают бумажный пакет, набитый картошкой фри, тремя гамбургерами и порцией нарезанной морковки. Давясь слюной, я выхожу на улицу, и меня буквально парализует.
В общем, пока я выбирала, чем забить свой желудок, Козловский зря время не терял и успел подкатить к какой-то кобыле в белом платье. Или к нему подкатили. Сейчас не поймешь.
Возможно, злюсь я только потому, что он меня обманул. Обещал подойти, но не подошел. Возможно, я просто ненавижу белый цвет.
Последний вариант – я эгоистка, которая терпеть не может, когда кто-то гладит руку моего водителя.
В любом случае я обязана прекратить эти телячьи нежности.
Пакет бы в них кинуть, но кто ж таким богатством разбрасывается?
Я осторожно подбираюсь к ним в надежде подслушать чужой разговор. Почему она продолжает наглаживать Козловского, если он сам к ней даже не прикасается? А он