Он встал и отошел к окну, уперся кулаками в подоконник.
— Мой вердикт по поводу твоей сестры будет зависеть от тебя, надеюсь, ты понимаешь это? — Не дождавшись ответа, продолжил: — На сегодня ты свободна. Езжай домой. Подумай. Говорить будем завтра. — Вернулся к столу, и, взяв какой-то свернутый в квадрат лист бумаги — протянул мне. — А будешь вести себя хорошо — я даже долг ее прощу.
— Я не буду вести себя хорошо. Так что прощать ничего не надо. — Диану следовало наказать, так как иначе она не вынесла бы никакого урока на будущее, да и я не самаритянка, чтобы за свой счет ограждать ее от проблем. Это не я их ей принесла, а наоборот — она мне!
Вышла из корпуса, не видя перед собой дороги. Прошла немного вперед и развернула то, что он мне дал. Это было мое заявление об уходе. Лист был испачкан. На нем расписывали ручку, рисовали затейливые узоры, которые люди обычно делают, разговаривая с неинтересным собеседником, отчетливо проступали коричневые отпечатки чашек и прозрачные разводы после стаканов, а в довершение — нарисованы губы. По центру. Красной ручкой.
Руки задрожали. Мне словно выстрелили в затылок. Резко обернувшись, увидела силуэт директора в окне. Он смотрел на меня. Описать свои чувства не могу. Это была дикая смесь из ненависти, отчаяния страха и разочарования. В нем. Разве так поступают мужчины, которые хотят завоевать женщину? Мерзко. Низко. Подло.
Я ушла в локацию «Техас» к конюшням и стала звонить. Вначале соседке. Ее сын работал в какой-то гос-конторе адвокатом. Узнала его телефон и сразу же набрала. Объяснила кто я, попросив проконсультировать и чуть не села на землю. Моей дуре-сестре грозил срок лишение свободы от семи до двенадцати лет с конфискацией имущества, так как, учитывая сумму, дело классифицировалось, как кража в особо крупных размерах.
Заткнув ладонью рот, замычала, и, припав плечом к стене какого-то небольшого хозяйственного строения, так как силы отказывали, трясущимися пальцами набрала номер Дианы. Она не ответила, а перезвонила, когда я уже ехала в маршрутке к метро.
— Дин, скажи — все так и есть или тебя подставили? — спросила безжизненным тоном.
— Не знаю. — Ответила глухо. — Я не считала.
Легкая надежда тут же погасла. Отключила полностью телефон и отправилась домой, чтобы провести весь вечер и ночь бросаясь на стены.
Мы с сестрой были родные по отцу. Мама умерла, когда мне было четыре. Через год отец женился второй раз, а еще через год родилась Диана. Она росла залюбленным ребенком, не зная слова «нет» и не чувствуя почвы под ногами. Ей было всего двадцать три, а за плечами уже официальный развод из-за собственной глупости и чрезмерной любви к шикарной жизни. Непростой характер и язык без костей добавляли проблем в жизни, и, как ни странно, выводов никто не делал.
У нас не было особой сестринской любви и близости, но, не смотря на это, я понимала, что она единственная кровно-родная душа на всей планете Земля. Что захочет взамен ее свободы наш шеф — примерно понимала, и от этого тошнотворный ком поднимался к горлу.
На следующий день ехала на работу, покачиваясь от изнеможения. Переодевшись в униформу, посмотрела на свое отражение в зеркале. Вместо себя увидела персонаж из фильмов-ужасов: серое лицо, синяки под глазами, обескровленные губы.
Помимо всего, что мне предстояло пережить в тот день, очень болезненным осознанием проскакивала мысль, что все окружающие, узнав о Динке, будут в дальнейшем относиться ко мне иначе. Это своего рода психологический фактор, с которым ничего не сделать. Хочешь — не хочешь, а тень падет и на мою голову. Отныне и я буду восприниматься как меченная. Есть такие слова: «дурная кровь». И они полностью дают определение людскому предубеждению относительно других. Клеймо ставится без разбору.
День прошел обычно, если не считать мое состояние в целом и вполне себе человеческое желание девочек узнать все ли у меня в порядке. От их вопросов хотелось сбежать, что я и делала периодически, отлучаясь от работы без зазрения совести.
Чем ближе к вечеру — тем градус моего напряжения все сильнее и сильнее повышался, затапливая тело горечью и покалывая то тут то там. В полшестого мне позвонила секретарь, вызвав «на ковер», и я, как зомби отправилась в логово зверя.
Глава 9
Зашла. Молча села на указанный стул, глядя перед собой.
— Что вы от меня хотите?
— Добрый день, Саша.
— Он не добрый.
— Кому как. — Почувствовала усмешку в голосе.
— Зачем вы меня вызвали?
Он встал из-за своего места, и, обойдя стол, сел напротив. Потянулся, и, взяв меня пальцами за подбородок, заставил посмотреть на него.
— Ну что? Ты приняла решение?
— Смотря, о чем идет речь.
— Ты знаешь…
Я мотнула головой, освобождаясь. Хватит ли у него наглости сказать напрямую?
— Что вы хотите в обмен на то, что не станете подавать на Диану в суд?
— Тебя. — Ответил просто, и с иронией. Конечно. А разве были варианты?
— Скажите мне, а в чем смысл? — сощурила глаза. — Неужели это так приятно, принуждать женщину, чтобы видеть ее страх и отвращение?
Марк Янович явно не ожидал такого вопроса. Изменился в лице, сжал губы и процедил:
— Я, знаешь ли, привык к такому…
Мое сердце вдруг сжалось от… сочувствия, так как я не понаслышке знала, каково это — чувствовать себя ущербным. Вульф какое-то время молчал, думая. Потом сказал:
— Не переживай, все не так страшно, как тебе сейчас кажется. Будешь работать, как и прежде.
— И все?
— Нет, конечно. — Одарил неприятной улыбкой. Жалость, которая, было, мелькнула во мне, тут же испарилась. — От тебя потребуется самая малость: выполнять мои просьбы.
— Даже если вы попросите кого-то убить?
Он хохотнул.
— Чувство юмора — это прекрасно. — А буквально через секунду его настроение изменилось. — Но шутить с тобой мы будем потом. Сейчас я хочу услышать ответ.
О том, что мне собственно никто никаких вопросов не задавал и предложений не делал, промолчала. Не маленькая, понимала все без слов. Тут и выбора-то не было. И он это знал. И я это знала.
— Хорошо. — Выдавила из себя. — Я согласна.
Увидев его взгляд — поежилась. Ленивая улыбка светилась в его глазах. Знаете, когда побеждаешь в шахматы, просчитав все ходы наперед? Или сидя с картами в руках, полными козырей? Но то, как смотрела на него я, видимо испортило наслаждение от триумфа. Он разомкнул губы, чтобы что-то сказать, подумал немного, после чего негромко произнес:
— Все могло быть иначе, мой маленький бибабо…
— Не называйте меня так! — прошипела в ответ. — У меня есть имя и отчество!
Марк Янович вальяжно откинулся на спинку стула.
— С этого момента я буду называть тебя так, как захочу. — Сообщил гадким тоном. — И советую тебе быть более… покладистой. Чтобы я