— Дурак, священнику вовсе не нужно много писать, — сказал брат, — а читаешь ты не хуже любого из нас. Этого вполне достаточно.
— Я думаю, тебе самое место в церкви, — добавил отец, обращаясь непосредственно к младшему сыну и не обращая внимания на старшего, — но, если ты против, я не буду принуждать тебя. Я видел слишком много недостойных пастырей, чтобы желать пополнить тобой их ряды. Но если ты не хочешь молиться, придется либо воевать, либо работать. Это ясно. Мы могли бы отправить тебя на военную службу куда-нибудь поближе. Пойдешь стрелком в отряд пехотинцев?
— Отец, ты не понял! — гневно воскликнул Рожер. — Я не стану клириком, ибо недостоин этого. Чтобы пойти в купцы, у меня не хватит денег, и я уже не мальчик, чтобы стать подмастерьем. Мне остается только податься в наемники, которые, как Ральф, жгут в Уэльсе церкви вместе со священниками! Я всегда боялся этого, потому что такая дорога ведет прямиком в ад. Ты когда-нибудь видел честного воина? Паломничество, о котором говорилось в проповеди, позволяет мне надеяться на достойную жизнь и Царствие Небесное после смерти. Я повторяю: мое решение твердо, и если ты не захочешь помочь мне, я украду в деревне самострел и уйду пешком!
— Это паломничество — палка о двух концах, — сердито возразил Ральф. — Ничего подобного раньше не было. Мы даже не знаем толком, истинные ли на Востоке христиане и заслуживают ли они нашей помощи. Но я могу рекомендовать тебя капитану королевских стрелков, если ты откажешься от претензий на манор!
— Папа римский считает, что восточные христиане заслуживают помощи, — спокойно заметил отец, — а на его мнение в этом вопросе можно положиться. Мысль Рожера заслуживает внимания. Обсудим ее завтра, а сейчас пора спать.
Он поднялся из-за стола и, не прибавив ни слова, затопал по лестнице на второй этаж.
* * *
Вся страна заговорила о предстоящем паломничестве, и такое множество рыцарей пожелало принять в нем участие, что в феврале Осберту пришлось признать: идея оказалась заманчивой.
Однажды в воскресенье они завтракали с приходским священником из Овечьего Холма, деревни на другом берегу реки (в Бодеме своей церкви не было). Отец Мэтью принадлежал к знатному саксонскому роду, был хорошо образован, бегло читал по-латыни, и все окрестные землевладельцы пользовались его советами в делах, связанных с ведением хозяйства. Он был достоин большего, но на блестящую карьеру рассчитывать не приходилось: ему мешало незнание французского. Рожер прислушивался к беседе, которая велась на вульгарной латыни. Каждый расставлял иностранные слова так, как было принято в его родном языке. Он задрожал от радости, поняв, что отец говорит о предстоящем паломничестве и о том, как выжать из арендаторов нужную для этого сумму. Это могло означать только одно — он станет пилигримом!
— Я знаком с вашими законами лучше, чем вы думаете, мессир Осберт, — говорил священник. — Кажется, я всю жизнь потратил, странствуя из замка в замок. Вы могли бы убедить арендаторов (надеюсь, я правильно выразился) дать деньги на свадьбу вашей старшей дочери, на экипировку старшего сына или на выкуп из плена их хозяина. Во времена короля Эдуарда [3] таких порядков здесь не было, но сейчас мы относимся к подобным вещам спокойно. Однако нет обычая собирать деньги на экипировку младшего сына, тем более что он намеревается служить не своему лорду (это арендаторы еще могли бы понять), а хочет поступить в войско паломников, которое отправится на край земли. Ваши арендаторы платят вам за свою безопасность. А какая им выгода от этого паломничества? Если вы потребуете денег, они откажут, а попробуй вы угрожать им, они пожалуются королевскому шерифу.
— Согласен, отец Мэтью, — ответил Осберт. — У крестьян мне ничего выудить не удастся: не хочется восстанавливать против себя королевского шерифа. Но об этом паломничестве читают проповеди по всему Суссексу, и я думаю, что кое-кто из них, кто сам отправиться с войском не может, мог бы дать деньги на снаряжение рыцаря, которого они знают и которому доверяют. Это был бы их вклад в богоугодное дело.
— Именно это я и собирался предложить, — кивнул священник. — Они должны сделать добровольный дар, а это потребует немалой предварительной подготовки. Ближайший совет манора назначен на Благовещение, не так ли? В этом году оно приходится на двадцать пятое марта, так что у нас есть время для раздумья. Что мы можем предпринять?
Осберт на мгновение задумался, а потом предложил:
— Что если последовать примеру старого герцога [4]? Когда умер король Эдуард и мы стали собираться в поход, он созвал своих вассалов и попросил помочь подготовить вторжение. Конечно, мы ответили, что он не может приказать нам следовать за ним в Англию завоевывать для него новые земли, когда и в герцогстве хватает дела. А после того, как мы выступили в защиту своих прав, все быстро пошли на мировую. Мы следовали за ним до конца, но по доброй воле, а не из чувства долга.
— Отличный план! — одобрил отец Мэтью. — Дадим им возможность сначала отказать и примем их отказ. Они увидят, какой у них добродетельный и законопослушный хозяин. А затем, когда совет закончится, но они еще не успеют разойтись, встанет ваш сын и обратится к ним. Я заранее поговорю кое с кем из зажиточных арендаторов и сделаю так, чтобы они подали пример остальным. Каждому из них будет легче внести добровольный вклад, а не заплатить очередной побор. Кому же придет в голову, что их отказ входит в наши планы?
Рожер был немало удивлен. Наконец-то он начал понимать, как делаются дела в манорах. Ему никогда не приходило в голову, что все эти долгие, напыщенные речи готовятся заранее. Но важнее всего было то, что отец примирился с его отъездом.
Выходя из зала, юноша начал было благодарить, но отец прервал его.
— Скажешь спасибо, когда все закончится. Да будет тебе известно, я еще ничего не решил окончательно. Но не вижу греха, если ты, воспользовавшись религиозными чувствами арендаторов, обзаведешься конем и доспехами. А когда вооружишься, сможешь сражаться там, где тебе заблагорассудится. Самое главное — выудить из них побольше.
— Думаю, я бы справился с этим делом куда быстрее. Пустил бы кое-кому красного петуха, и они сразу запели бы по-другому, — вставил Ральф.
— О нет! Здесь тебе не Уэльс! — осадил его отец. — Ничего подобного я не позволю. Вы, молодые, должны зарубить себе на носу: жестокость простительна только на поле боя, а дома следует вести себя достойно.
— Постой, отец! — воскликнул Рожер. — Мне показалось, что ты согласен отпустить меня в паломничество. Я был уверен, что ты позволяешь мне обнажать оружие только во