— Так зачем же ты оттуда уехала?
— Один друг позвал, вроде как в гости. Кстати, он тоже из Мехико. Может, вы знакомый.
— Все может быть, — согласилась Долл, и тут же вновь напряглась, — А этот твой знакомый, он… из наших?
— Да, он вампир, — легкомысленно кивнула Беатрикс, — Кстати, а сколько тебе лет?
— Восемнадцать, — слегка преувеличила она.
Вампиресса с платиновым каре, как-то странно посмотрела на Долл и пояснила.
— Я имею в виду, как давно ты Изменилась?
— Ну, я же и говорю — восемнадцать, — решила не отступать от прежних слов Долл, — А ты?
Беатрикс вновь непринужденно рассмеялась.
— О, я очень стара. Я даже помню, как трясся Сан-Франциско в шестом и восемьдесят девятом [11]!
Долл в ответ на это только и могла, что удивленно моргать. Получается, Беатрикс не меньше ста четырех лет! А точнее больше, ведь она лишь сказала о том, что помнит события 1906-го, но это значит, что родилась она на порядок раньше.
"Вороново крыло" уже начали выступление, и вампирессе пришлось вплотную наклониться к уху Долл и практически кричать, чтобы быть услышанной.
— Ты все-таки извини меня за это грубое поведение вначале. Просто, стоит мне увидеть бокал с коктейлем в руках у вампира, я просто с ума схожу.
— Ты сама никогда не ешь и не пьешь ничего, кроме крови?
Вампиресса в ответ грустно покачала головой.
— А смысл? Если "еда и питье обратятся в яд и тлен на губах… и только кровью смогут они заглушить свою непроходящую жажду". Так, кажется, звучало проклятие для нашего прародителя — Каина и всех его потомков — каинитов. Хотя в Писаниях эта его часть и не фигурирует….
Долл внимательно вслушивалась в ее слова, ничего непонимая. Она сама прекрасно ощущала привычный вкус пищи, хотя он уже и не столь радовал и чувство голода не притуплял… Разве что алкоголь совершенно прекратил свое воздействие на вампирессу — выпей она хоть целое море, все равно осталась бы абсолютно трезвой. Может, это восприятие зависит от возраста, и со временем Долл тоже будет чувствовать лишь горечь в глотке воды? И только кровь по-прежнему будет радовать своим одновременно сладостным и солоноватым вкусом…
— Кстати, — вывела ее из размышлений Беатрикс, — Вон там стоит мой друг из Мехико.
Лера проследила за направлением ее руки и в паре метров увидела высокого юношу с густыми вьющимися волосами цвета полуночи. Он заметил жест Беатрикс и с какой-то коварной улыбкой отсалютовал ей полупустым стаканом. После этого своеобразного тоста, вампир одним глотком осушил его, и направился в сторону вампиресс.
— А тебя не раздражает напиток в его руках? — спросила Долл у новой знакомой, стараясь говорить не слишком громко, ведь острота вампирского слуха действительно феноменальна.
— Тамерлану никакой закон не указ. Или ты принимаешь его таким, какой он есть, или… лучше держись от него подальше, — буркнула она.
— Тамерлан? — приподняла брови Долл, — Тот самый?
В ответ на это Беатрикс отмахнулась.
— Скажешь тоже! Это всего лишь прозвище. Мы его обычно зовем просто — Тимур. Хотя, соглашусь, ник он себе нескромный выбрал…
— А я никогда и не причислял скромность к своим достоинствам, — послышался низкий приятный голос, без труда пробивающийся сквозь шум музыки, — Рад видеть тебя вновь, Беатрикс. Представишь мне свою очаровательную подругу?
— Конечно. Мария — это Тамерлан. Тим — Мария.
Тимур-Тамерлан ловко поймал руку Долл в свою и галантно прикоснулся к ней прохладными губами.
— "Так мил твой взор, так строен вид, Так выше всех ты красотой, Что не хвалить тебя — то стыд, Любить — лишь долг простой" [12], - размеренно продекламировал он.
— О, вы поклонник творчества Эдгара По? — склонила голову Долл.
— В каком-то смысле. Я был лично знаком с этим талантливым человеком, и имел возможность одним из первых ознакомляться с его произведениями.
— Я, к сожалению, такой возможности не имела. Но также уважаю труды этого мастера. Правда, мне больше по душе другое стихотворение… — сосредоточившись, Долл процитировала, — "Мы менялись лаской привета, Но в глазах затаилася мгла, Наша память неверной была. Мы забыли, что умерло лето, что октябрьская полночь пришла…"[13].
— Что вы хотите сказать, этой цитатой? — смутился Тамерлан.
— Что проявления вежливости между нами — не более чем притворство, скопированное с повадок смертных, — ответила Долл, смотря прямо ему в глаза. Беатрикс все это время переводила встревоженный взгляд с одного вампира на другого, — Но мы — не люди, хотя порой неплохо притворяемся ими.
— Да, конечно, вампиры не люди, — согласился Тамерлан, — Мы сильнее, решительней. Мы всегда добиваемся, чего хотим. И, самая главная наша черта — мы умеем мстить, — он внимательно посмотрел на "лже-Марию", ожидая ее возражений.
— А ведь вы правы! — неожиданно для всех, в том числе и самой себя, воскликнула Долл, — Простите, вынуждена вас покинуть, — она подхватила сумочку и так быстро направилась к выходу, что ни Тамерлан, ни Беатрикс, не успели ничего сказать.
"Я не знаю, кто этот таинственный Тамерлан, — думала она, пробираясь сквозь толпу, — Но он, как будто заглянул мне в душу и сказал то, что я сама всегда знала, но боялась признать. Пусть, я не человек. Это и к лучшему. Я теперь достаточно сильна, что бы избавиться от своего врага. Алекс, ты разбил мне сердце. И ты дорого заплатишь за это и за всю боль, что мне довелось испытать из-за тебя. Ты узнаешь, как жестоко умеют мстить забытые игрушки вампиров".
… А голос солистки "Воронова Крыла" одновременно хриплый и звонкий, прорывал пространство клуба очередной чарующей песней. Ее слова, казалось, были написаны о Долл и для Долл и лишь подкрепляли ее уверенность в собственных силах и правах.
В этом мире тьмы и боли
Есть один лишь светлый миг —
Разучилася я плакать,
И не вырвать с горла крик.
Маску я ношу умело —
Не увидеть, что под ней.
Ну а сердце, что болело,
Я забыла меж теней
Я душу спалила и с нею весь мир —
В груди пустота.
Я стала не та.
Теперь, я твой личный вампир.
Зачем же ответы
В безумьях искать?
Расспрашивать: "Где ты?"
Опять и опять.
Мне проще одной.
Я лучше сама…
Я стала другой —
Твоя в том вина.
Я душу спалила и с нею весь мир —
В груди пустота.
Я стала не та.
Теперь, я твой личный вампир.
Забыть не смогу.
Прощать не умею.
И в мести врагу
Я сделалась зверем.
И крылья свои
Расправлю я вновь.
Но перья черны.
И гонит их кровь.
Твой личный вампир,
смерть и судья.
Прощальный стон лир.
И все это — я!
Я душу спалила и с нею весь мир —
В груди пустота.
Я стала не та.
Теперь, я твой личный вампир…[14]
Глава 4. Окровавленный цветок
Новое утро стало для Долл началом новой жизни. По крайней мере, так она решила сама. Чувствовала вампиресса себя просто чудесно — сказывалась кровь трех молодых людей и одной девушки,