Отто Дорфштаттер подошел к большому овальному столу и стал не спеша раскладывать другие шифры, куда более сложные, чем «Навуходоносор», им ранее упомянутый. К каждой шифрограмме он добавлял еще и отдельный листок с кодом. Всего таких комплектов набралось пять штук. Потемкин вместе с Турчаниновым внимательно рассматривали каждый, переходя от одного комплекта к другому.
Доктор математических наук взглянул на молодую женщину. Она по-прежнему сидела у окна, безучастно отвернувшись. Эти бумаги ее не интересовали. Дорфштаттер вздохнул и обратился к русским собеседникам:
– Если тема переписки известна, то исследователь может сделать проницательные предположения относительно слов, которые обычно употребляются в таком контексте. Эти слова можно без большого труда обнаружить, подмечая в шифрограмме количество знаков, а также – сходство и различие букв. Ведь для новой темы характерен определенный набор слов, которые обязательно сопутствуют ей, будучи необходимы…
– Неужели? – усомнился светлейший.
– Да, господин генерал! – несколько громче, чем следовало, ответил старший шифровальщик и продолжал. – Ну, например, любовь. Значит, в письме возможны слова: «страсть», «сердце», «желание», «огонь», «сгорать», «смерть», «жалость», «жестокость». Таким образом, этот прием вскрытия кода, который не основан на анализе самих документов или на попытке разбить текст на гласные или согласные, может существенно облегчить решение задачи для дешифровщика…
Дорфштаттер указал на один из листов, густо покрытых сверху донизу красивым готическим шрифтом, нанесенным черными чернилами. В нем красной тушью были помечены некоторые словосочетания, а расшифровка их, сделанная красным же цветом, вынесена на поля.
– Что-то знакомое… – Турчанинов поднес лист близко к глазам.
– Уж не добрый ли наш друг граф Сольмс, посланник прусского короля? – усмехнулся Потемкин.
– Сейчас проверим…
Статский советник открыл портфель и извлек оттуда пакет с дипломатическими печатями, вскрытый очень аккуратно.
– Да. Совершенно очевидно, что шифр здесь один и тот же, – сказал Турчанинов, передавая обе бумаги светлейшему.
– Думаю, это – победа. Хотя вы, Петр Иванович, и предложили эту операцию, но потом вдруг стали сомневаться…
– Ваша светлость, беру свои слова назад.
– То-то же!
Потемкин рассмеялся, довольный. Теперь он был уверен, что «черный кабинет» заработает в Санкт-Петербурге не хуже, чем в столицах других европейских государств. Особенно блестящей репутацией пользовалось подобное заведение в Вене, и вот один из его лучших сотрудников стоит перед князем. Светлейший обратился к Дорфштаттеру с пространной речью по-немецки, обрисовывая цели и принципы его дальнейшей службы на благо российской короны. Отто слушал не перебивая, так как ничего нового для него в этих инструкциях не имелось.
Его рабочий день был организован с немецкой точностью и четкостью. Мешки с дипломатической почтой для посольств, расположенных в Вене, в «черный кабинет» доставляли в семь часов утра. Здесь письма вскрывали, умело растапливая сургучовые и восковые печати над огнем, отмечали порядок расположения страниц в пакете и передавали старшему шифровальщику. Отто, зная три языка – французский, итальянский и латынь, – быстро просматривал их и отдавал распоряжения о снятии копий с тех документов, которые представлялись ему наиболее важными. Эти послания для скорости копировали одновременно три стенографиста. Им помогали два опытных переводчика, владевшие почти всеми европейскими языками. После копирования письма укладывали обратно в пакеты и запечатывали поддельными печатями. Их снова доставляли на почту, а оттуда уже после десяти часов утра развозили адресатам.
Затем в «черный кабинет» прибывала транзитная почта, которую вскрывали и обрабатывали таким же образом. После полудня поступала почта, перехваченная полицией. Ближе к вечеру сотрудники «черного кабинета» трудились над донесениями, которые курьеры доставляли не в посольства, а из них для правительств разных стран.
Если в потоке корреспонденции попадались шифрограммы, Дорфштаттер должен был взломать их код не более чем через три дня, и положить на стол директора «черного кабинета» Игнатия Коха их расшифровку. Кох сам отбирал наиболее любопытные сообщения и рассылал копии с них императору Иосифу II, министру иностранных дел, военному министру, главному полицмейстеру Вены и в другие ведомства.
«Черный кабинет», имея штат из десяти сотрудников, обрабатывал, в среднем, сто писем ежедневно. Чтобы избежать переутомления от интенсивной умственной нагрузки, криптоаналитики выходили на работу по очереди: неделя через неделю. Жалованье их не было высоким. Но за вскрытие шифров выдавались значительные премии. Гораздо меньшее вознаграждение следовало за расшифровку по украденным ключам. Так, всего треть от обычной наградной суммы Дорфштаттер получил за чтение донесений французского посланника. В течение одной ночи ключ к его шифру, весьма замысловатому, был тайно изъят, скопирован и снова водворен на место в шкафу в спальне секретаря французской дипломатической миссии в Вене.
Эти деньги, которые молодой математик назвал «французскими», сыграли какую-то особую роль в его судьбе.
Часть из них он потратил на билет во второй ряд партера в оперном театре. Там давали премьеру – новую симфонию молодого, но уже довольно известного композитора Вольфганга Амадея Моцарта. В тот день маэстро, недавно переселившийся из Зальцбурга в Вену, сам дирижировал оркестром. Возможно, в силу этого обстоятельства музыканты играли просто превосходно, и Отто получал от симфонии большое удовольствие.
Однако после первого антракта он невольно отвлекся от дивного творения господина Моцарта. Его соседка справа уронила на пол сумочку. Поднимая сей предмет дамского обихода, он, во-первых, нечаянно столкнулся с дамой головой, во-вторых, заметил, что она необыкновенно хороша собой, в-третьих, сам не зная почему, спросил у нее, который теперь час. Маленькие золотые часики в виде кулона висели у нее на груди. Незнакомка взглянула на них и с улыбкой ему ответила. Ее немецкий, конечно, был далек от совершенства, но выговор очаровательной иностранки показался старшему шифровальщику забавным и приятным.
Еще одну часть «французских денег» Отто с легким сердцем отдал за кофе, ликер и пирожные в кондитерской «У Морица». Прежде он никогда не бывал в этом фешенебельном заведении, расположенном недалеко от оперного театра. Цены там были запредельными, но пирожные, особенно с заварным кремом, – славились на весь город. Во втором антракте доктор математических наук пригласил туда свою соседку. Она благосклонно согласилась. В театр они больше не вернулись и больше часа просидели в кондитерской, весело болтая.
В конце вечера Дорфштаттер уже знал, что его новую знакомую зовут Амалия Цецерская, она – вдова, родом из Варшавы и приехала в Вену, чтобы брать уроки живописи в студии придворного художника Его Величества Мартина-Фердинанда Куадаля. Госпожа Цецерская позволила Отто, наняв экипаж, сопроводить ее до дома, но в гости, само собой разумеется, не пригласила. Узнавши адрес, старший шифровальщик на следующий день послал ей роскошный букет алых роз, коробку дорогих шоколадных конфет и записку, в которой просил о новом свидании.
На этом «французские деньги» практически закончились. Зато начался роман, совершенно выбивший молодого математика из колеи.
Он много думал об Амалии Цецерской и пытался разгадать секрет ее обаяния, точно сложнейший код, составленный криптоаналитиком высокого класса. Она держалась просто и естественно, но никогда – фамильярно. Она умела нравиться и в разговоре вызвать интерес к себе, но при этом не кокетничала, не выставляла напоказ свои прелести, не завлекала мужчину обычными для красивых и амбициозных женщин способами. Она была трогательно внимательна к нему, но нисколько не навязывалась. Она обладала безукоризненными манерами и эффектной внешностью, но больше всего хотела остаться незаметной в пестрой и многоликой венской толпе, на улицах прекрасного города, что являлся поистине столицей всего немецкоговорящего мира в Европе.
Трехлетняя служба в «черном кабинете» и практика разгадывания тайнописи научила Отто Дорфштаттера не только последовательности и целеустремленности, но и умению прибегать к неожиданным, нестандартным решениям, если все другие методы вскрытия шифра уже испробованы и результата не дали. Он знал, что подобный ход может быть иногда единственным путем к успеху.
Потому сейчас, видя, что аудиенция у русского вельможи приближается к концу, и его собеседники молча собирают документы, разложенные им на столе, Отто шагнул на середину просторного кабинета и заговорил со всевозрастающим волнением:
– Прошу вашего внимания, господин генерал! Только одна минута… Я ведь мог по-прежнему находиться в Вене и служить своему государю. Тем более, что климат там гораздо лучше, чем в России, а должностные оклады, сдается мне, разнятся не так уж и сильно. Однако я приехал в Санкт-Петербург.
Я сделал это ради одного человека. Конечно, вы знаете, о ком я говорю…
Потемкин положил стопку бумаг на стол и посмотрел на старшего шифровальщика:
– О ком вы говорите, господин доктор?
– Об Амалии Цецерской, присутствующей здесь.
– И что же?
– Сейчас при вас как при свидетеле знатном и достойном доверия, я хочу предложить госпоже Цецерской руку и сердце. Я жду от нее ответа. Я знаю, что чувства, которые мы испытываем друг к другу, вполне взаимны и искренни,