Книг оказалось немного, да и те — в большинстве своём, учебники. Только две верхние полки были заняты ими, на нижних находились игрушки и личные вещи. Меня заинтересовали два учебника истории, которые я отложил, чтобы почитать позже. Но то, чего хотел найти, тут не было.
Тогда я стал рыться в ящиках стола, вытаскивая оттуда содержимое. Тут хранились тетрадки, письменные и рисовальные принадлежности, но всё это мне было не нужно.
Наконец, добрался до нижнего ящика, в котором лежали три увесистые тетради в твёрдом переплёте. Открыл одну и… Бинго! Это оказалось то, что надо. С первых строк стало понятно, что передо мной дневник — дневник того молодого человека, которым я теперь был.
Парень вёл его с одиннадцати лет, более ранних записей я не обнаружил, но и этого должно было хватить, чтобы в общих чертах понять нового себя.
Начальная запись гласила о том, что пацан, закончив домашнее обучение, отправился в первый класс Петербургской гимназии номер пятнадцать, в связи с чем перебрался из родительского особняка в общагу, поскольку из дома ездить было далеко. Ситуация начала проясняться. Я оказался школотой, учился в гимназии в Петербурге, а жил, очевидно, где-то в области. Над записью стояла дата: пятнадцатое августа тысяча девятьсот десятого года.
Последняя запись дневника датировалась двадцать седьмым апреля тысяча девятьсот пятнадцатого года. В ней говорилось об эксперименте с заклинаниями для излечения некого недуга. Что случилось с парнем, пока выяснить не удалось, но зато я узнал, какой на дворе год. Исходя из простейших вычислений, мне было всего шестнадцать лет.
Я с головой погрузился в чтение. Прежде чем встретиться с жителями этого дома, следовало изучить как можно больше материала, не упустив ни одной детали. Дневники были единственным источником информации, и я жадно впитывал каждое слово. А за спиной, подгоняя меня, неумолимо тикала секундная стрелка настенных часов.
Я читал о событиях из жизни парня, и в голове просыпались воспоминания. Они всплывали откуда-то из глубин подсознания и вставали перед глазами смутными пятнами среди кромешной тьмы, окутывающей прошлое. Зарождалась вторая группа воспоминаний — воспоминаний о том, чего не было.
Ощущение нереальности происходящего всё ещё довлело надо мной. Казалось, сейчас проснусь и окажусь в нормальном мире. Но пробуждения не наступало.
На улице начало темнеть, и я включил настольный светильник. Как и предполагал, он работал на керосине. Это меня заставило отвлечься от чтения, поскольку потребовалось разобраться, как поджигается фитиль. На столе стояла спичечница. Спички, к счастью, ещё были.
«Включив» свет, я снова погрузился в чтение.
Когда раздался стук в дверь, я аж подпрыгнул от неожиданности. Сердце заколотилось сильнее прежнего. Момент истины настал: сейчас встречусь с домашними.
— Господин Алексей Александрович, — донёсся из-за двери мужской голос. — Батюшка ваш часа два, как домой прибыли, а вы даже не вышли. К столу зовут, серчают, что вас нет так долго. Поспешайте, пожалуйста.
— Сейчас, — крикнул я, сгрёб дневники и сунул в ящик. Туда же запихнул руководство по владению чарами. Тело к этому времени меня слушалось уже довольно сносно, а дымка и вовсе прошла.
Я подошёл к двери и отпер замок.
Передо мной стоял мужчина средних лет с зачёсанными на лысину жиденькими волосами. Ростом он был ниже меня на полголовы, а одежда его выглядела ещё более странно и старомодно, чем моя: сужающийся книзу кафтан малинового цвета, малиновая жилетка, малиновые брюки до колен, белые чулки.
Глаза мужчины округлились, и он всплеснул руками:
— Батюшки! Алексей Александрович! Чудеса-то какие! А дохтур-то говорил, что только чародейная медицина поможет. А вы и без всяких чар поправились. Пойдёмте скорее в столовую, вот радости-то будет!
Судя по заискивающему тону и странному костюму, мужик являлся кем-то вроде слуги. Если тут начало двадцатого века, то не удивительно. Да и семья моя, очевидно, не из бедных: простые работяги в таких хоромах и сейчас не живут, а тогда — и подавно.
Слуга отошёл с дороги, пропуская меня вперёд. Мне надо было идти в столовую, но где та находится, я понятия не имел.
— Пойди вперёд, — сказал я. — Мне пока ноги надо размять.
Слуга повиновался, и я потопал вслед за ним, глазея по сторонам.
Мы миновали довольно просторную комнату. У стены стоял древний диван на шести изогнутых ножках, над ним висело зеркало, вокруг — картины в изразцовых рамках. По обе стороны дивана зеленели фикусы. Так же тут были столик и кресла, в одном углу громоздился мраморный камин, в другом — такая же, как и в моей комнате, печка. Стены украшали пустые подсвечники, а с потолка свисали несколько керосиновых ламп.
Планировка дома была анфиладной. Мы прошли насквозь ещё три комнаты, тоже уставленные старинной мебелью, и оказались в столовой.
Под потолком горели четыре люстры, но даже они не давали достаточно света, чтобы разогнать полумрак, затаившийся по углам.
За небольшим столом продолговатой формы сидели трое. В торце расположился важного вида мужчина, облачённый в длинный тёмно-серый сюртук, светлые брюки и жилетку. Мужчине на вид было лет сорок, он носил завитые вверх усы и имел идеальную осанку: сидел, словно проглотив кол. Он производил впечатление военного, наряженного в старомодную гражданскую одежду.
За длинной частью стола находились девушка лет пятнадцати и пожилая женщина. Обе были одеты в пышные закрытые платья светлых оттенков.
То, что усатый — глава семейства и, скорее всего, мой батя, я понял сразу. А вот как приветствовать его и остальных собравшихся за столом, я не знал. Однако слуга спас положение.
— Ваше высокородие, чудо случилось! — воскликнул он, обращаясь к усатому. — Алексей Александрович поправились милостью Божьей.
Мужчина посмотрел на меня, и брови его слегка дёрнулись вверх, выражая удивление. Это была единственная реакция отца на чудесное исцеление сына-инвалида.
— Действительно, весть счастливая, — произнёс спокойно его высокородие и обратился к слуге. — Ступай, Емельян, поставь в кладовку коляску, коли она более не требуется, — затем он посмотрел на меня каким-то равнодушным взглядом. — Ну же, Алексей, присаживайся. Удивительно, что ты так внезапно выздоровел. Как твоё самочувствие?
— Нормально, — ответил я, усаживаясь напротив представительниц слабого пола. — Всё, кажется, в порядке.
— Как это произошло?
— Я просто почувствовал, что всё хорошо. Это было… неожиданно.
— Что ж, кажется, твоя травма оказалась не столь серьёзной, как говорили врачи, — продолжил батя весьма прохладным тоном. — А в следующий раз не заставляй себя ждать, и прежде чем выходить к общей трапезе, потрудись надеть сюртук. Ладно, помолимся и начнём.
Пока он произносил молитву, я рассматривал девушку и женщину, сидящих напротив. Сейчас они приняли