Когда его о чем-нибудь спрашивали, он какое-то время размышлял и всегда отвечал в высшей степени разумно. Плектруде еще не приходилось видеть такого рассудительного мальчика.
Он не проявлял особых дарований, хотя и не отставал ни по одному предмету. Учился средне, не привлекая к себе внимания.
Маленькая танцовщица, которая годами была круглой двоечницей, восхищалась этим. Хорошо еще, что она пользовалась симпатией и некоторым уважением у одноклассников, иначе ей было бы гораздо труднее выносить реакцию на ее ответы.
– Откуда вы взяли эту чушь? – удивлялись ошарашенные преподаватели, слушая, что она несет.
Плектруда могла бы сказать им, что поступает так не нарочно. Но она чувствовала, что этим только осложнит дело. Уж если она вызывает хохот у всего класса, пусть лучше думают, что это намеренно.
Учителям казалось, что ей нравится потешать окружающих. А все было как раз наоборот. Когда ее околесица вызывала общее веселье, ей хотелось провалиться сквозь землю.
Вот один пример из многих: в школе изучали исторические памятники Парижа; Плектруду спросили, что находится рядом с Лувром. Следовало ответить: «Триумфальная арка Каррузель»; девочка же объявила:
– Триумфальная карусель.
Класс встретил ее слова аплодисментами, с восторгом публики, приветствующей любимого комика.
Плектруда ужасно растерялась. Она обратила взгляд на Матье Саладена: тот смеялся от души и совсем не зло. Плектруда вздохнула – облегченно и разочарованно: облегченно, потому что могло быть и хуже, разочарованно, ибо мечтала произвести совсем другое впечатление.
«Если бы он увидел, как я танцую!» – думала она.
Увы, раскрыть перед ним свой талант было невозможно. Ведь не подойдешь же к нему первой и не объявишь с места в карьер: я, мол, лучшая танцовщица в балетной школе, будущая звезда!
В довершение несчастья новичок водил дружбу с одним только Дидье. А на этого паскудника нечего было и рассчитывать: плевать он хотел на Плектруду и на балет, его интересовали только порножурналы, футбол, сигареты да пиво. Будучи на год старше всех остальных, он изображал из себя взрослого, утверждал, что уже бреется (не очень-то в это верилось), и хвастался успехом у девчонок четвертого и третьего классов.
Непонятно, что хорошего находил Матье Саладен в этом кретине. А впрочем, ясно было, что он ничего и не ищет: просто общается с Дидье, потому что тому охота хвастаться своей дружбой с ним. Нужен ему этот переросток, как прошлогодний снег. Не мешает, и ладно.
Однажды, сделав над собой нечеловеческое усилие, Плектруда все же решилась заговорить на переменке со своим кумиром. Она надумала спросить, кто его любимый певец.
Он вежливо ответил, что ему никто из певцов не нравится и поэтому он сам организовал рок-группу с несколькими друзьями.
– Мы собираемся в гараже у моих родителей и сочиняем такую музыку, какую хотели бы слушать.
Плектруда чуть не упала в обморок от восхищения. Она была слишком влюблена и не смогла высказать то, что вертелось на языке: «Хотела бы я посмотреть, как вы играете, ты и твоя группа».
Итак, она смолчала, и Матье Саладен решил, что ей это неинтересно и не пригласил в свой гараж. Сделай он это, Плектруда не потеряла бы напрасно семь лет. Причина пустяковая, а последствия серьезные.
– А тебе какая музыка нравится? – спросил мальчик.
О, ужас! Плектруда еще находилась в том возрасте, когда дети слушают любимую музыку родителей. Дени и Клеманс обожали старую французскую песню: Барбарá, Лео Ферре, Жак Брель, Серж Реджани, Шарль Трене, – назови она хоть одно из этих имен, это был бы прекрасный и достойный ответ.
Но Плектруде вдруг стало стыдно: «Мне двенадцать лет, а я до сих пор слушаю то, что подсовывают старшие! Ни в коем случае нельзя называть эти имена, он сразу поймет, что это любимая музыка моих предков».
Увы, она и понятия не имела об исполнителях конца семидесятых. Ей было известно лишь одно имя, его-то она с перепугу и выпалила:
– Дейв[7].
Матье Саладен отреагировал не то чтобы зло, он просто расхохотался. «Нет, эта девчонка и вправду умора!» – подумал он.
Плектруда могла бы извлечь пользу даже из этого смеха. Но, на свою беду, она расценила его как оскорбление. Круто повернувшись, она ретировалась. «Никогда в жизни больше не заговорю с ним!» – решила она.
И начался период полнейшего упадка. Школьные неуспехи из просто скверных превратились в катастрофические. Даже репутация гения, сеявшая панику среди учителей, больше не спасала от позора.
Плектруда сжигала за собой мосты: казалось, она откровенно стремится к исключению из школы. С веселым отчаянием она шла напролом, устанавливая рекорды неуспеваемости.
Она несла дикую чушь – не для того, чтобы позлить учителей, просто перестала сдерживать себя. Будь что будет, теперь ей все равно; пускай ее считают тупицей и лентяйкой, отныне она станет говорить лишь то, что подсказывают ей тупость и лень. Она вовсе не стремилась привлекать к себе внимание (хотя, если честно, оно ее радовало), ей хотелось, чтобы ее изгнали, отвергли, выбросили из общества сверстников как инородное тело, да она таким и была.
Одноклассники, разинув рты от восхищения, слушали ее чудовищные ответы – по географии: «Нил берет начало в Средиземном море и никуда не впадает»; по геометрии: «Прямой угол кипит при девяноста градусах»; по грамматике: «Причастие прошедшего времени согласуется с женщинами, если среди них нет мужчин»; по истории: «Людовик XIV стал протестантом, когда женился на Эдите Нантской»[8]; по биологии: «Кошка обладает брачным нюхом и ночным слухом».
Нужно сказать, что девочка разделяла восхищение окружающих. И в самом деле: изрекая всю эту чепуху, она не уставала дивиться бесконечному богатству своего воображения, позволявшего изобретать подобные сюрреалистические перлы.
Что касается других учеников, то они были убеждены, что поведение Плектруды – чистая провокация. Всякий раз, как ее вызывали к доске, одноклассники внимали ей, затаив дыхание и восторгаясь великолепной уверенностью, с какой она отрабатывала свои номера. Они полагали, что она поставила себе целью надсмеяться над школьным образованием, и восхищались ее храбростью.
Вскоре ее слава перешагнула пределы класса. На переменах вся школа сбегалась к дверям пятого, желая узнать, «что еще отмочила Плектруда». Ее подвиги у доски передавались из уст в уста, как героический эпос.
И все в один голос твердили:
– Ну дает! Это уж слишком.
– Ну ты даешь! Тебе не кажется, что это уж слишком? – спросил Дени, раскрыв ее табель.
– Я больше не хочу ходить в школу, папа. Это не для меня.
– Даже не надейся, и слушать не буду!
– Я хочу быть танцовщицей в Парижской опере.
Разумеется, Клеманс только этого и ждала.
– Плектруда права! – сказала она.
– Ты еще ее защищаешь?
– Конечно защищаю! Наша Плектруда – прирожденная балерина. Ей пора всецело посвятить себя танцу. Зачем ей тратить время на какие-то причастия?
И в тот же день Клеманс позвонила в балетное училище при Парижской опере.
Педагоги балетной школы, где училась Плектруда, с энтузиазмом поддержали эту инициативу:
– Мы очень надеялись, что вы примете такое решение! Она создана для танца!
И выдали родителям рекомендательные письма, в которых о девочке говорилось как о будущей Павловой.
Ее вызвали в Оперу для вступительного экзамена. Клеманс завизжала от восторга, получив это извещение, хотя оно ровно ничего не значило.
В назначенный день мать и дочь сели в пригородный поезд, идущий из предместья в центр города. Когда они подходили к училищу, сердце Клеманс стучало еще сильнее, чем у девочки.
Две недели спустя их известили официальным письмом, что Плектруда принята в училище. Это был счастливейший день для ее матери.
Плектруда знала, что занятия в училище начнутся в сентябре и что ей, как и другим воспитанницам, предстоит жить в интернате. Девочка грезила об этом во сне и наяву. Перед нею открывалось великое будущее.
А пока что был еще апрель. И Дени настоял, чтобы она окончила пятый класс, притом с хорошими отметками.
– Тогда ты сможешь сказать, что сдала экзамены за коллеж[9].
Девочка сочла эту родительскую уловку смехотворной. Однако из любви к отцу она напрягла все силы и добилась сносных результатов. Теперь все относились к ней вполне доброжелательно.
Вся школа знала, почему Плектруда уходит, и ею гордились. Даже те преподаватели, для которых она была истинным кошмаром, объявляли, что всегда чувствовали «исключительную одаренность» этой девочки.
Классные руководители хвалили ее за обходительность, подавальщицы в столовой – за отсутствие аппетита, учитель физкультуры (предмета, в котором маленькая танцовщица славилась своей неуклюжестью) превозносил ее гибкость и хрупкое сложение; самое удивительное, что те из учеников, кто ненавидел ее еще с приготовительного класса, теперь хвастали дружбой с ней.
Увы, единственный человек, которого Плектруда мечтала поразить своим успехом, ограничился вежливым одобрением. Знай она Матье Саладена чуть лучше, она бы поняла, отчего его лицо так бесстрастно.
На самом деле он думал: «Черт возьми! Я-то надеялся, что у меня впереди еще целых пять лет, чтобы достичь своей цели. А теперь она уйдет