Шурша по серому ковру, мы пересекли широкий холл и заглянули в светлую гостиную. Окно здесь тянулось на всю стену - огромное тонкое стекло, за которым виднелся задний двор с садом и прудом. Листья медленно осыпались в воду, где играли крупные золотые синто-рыбки, шлепая по каждому новому листку хвостом.
Девчонка задумчиво погладила спинку дивана и спросила:
- Спать здесь?
Я невольно улыбнулся.
- Ну что ты. Для тебя приготовлена комната. В гостиной гости не спят.
- Гостиная и гости, - проговорила она, словно пробуя эти слова на вкус. - Почему нет?
- Что «почему нет»?
- Ведь это гостиная.
Словно у нее дома отдельной комнаты для гостей и не было.
На втором этаже размещалась библиотека, обсерватория и комната для занятий. Я хотел было показать их позже, но девчонка так и прилипла к телескопу, который заметила из-за приоткрытой двери.
- Здорово.
Она улыбнулась, но улыбка вышла короткой и резкой, как будто этот жест причинил ей боль. Девчонка отступила от телескопа и нахмурилась.
- Ты в порядке? - спросил я.
Она не ответила, как будто снова меня не услышала.
- Пойдем, я покажу тебе твою комнату. Хочешь прилечь? Ужин только через час, так что еще успеешь.
Она меня испугала - все-таки, травмы она получила нешуточные, и к чему я был не готов, так это к неожиданностям. Что, если ей внезапно станет хуже? На своих коротких уроках-практиках с отцом я слушал вполуха. Я даже элементарную первую помощь оказать не смогу. Вот ведь!
Мы поднялись на третий этаж, где располагались спальни, и я распахнул дверь комнаты, подготовленной для девчонки. Отец задал системе базовую женскую программу: стенные панели и драпировки щеголяли ярко-розовым, а на полу лежал нежно-лиловый ковер. Девчонка наморщила нос и фыркнула; от ее задумчивости не осталось и следа.
- Ну и убожество.
Я даже вздрогнул. И у меня рябило перед глазами, но для юной особы встроенная роботизированная система считала такой интерьер самым подходящим. Конечно, поменять убранство комнаты ничего не стоило, но таких быстрых и ярких эмоций от девчонки, у которой всю голову перетряхнуло сверху донизу, я не ожидал. Возможно, она и вправду шла на поправку быстро.
- Не нравится?
Она помотала головой. Наконец-то отвечает на вопросы... Может, отец задал эту программу специально, и яркие цвета действуют на рецепторы особенно живо? Может, кислотно-розовый стимулирует работу головного мозга?
- Сменить программу оформления, - попросил я.
Бесплотный голос поинтересовался:
- Что пожелаете?
- Хочу домой, - еле слышно прошептала девчонка.
- Пожалуйста, повторите запрос, - потребовала система, не разобрав ее лепета.
- Ты помнишь, где твой дом? - спросил я тут же.
- Задайте параметры нового оформления, - не унимался робот.
Девчонка открыла рот.
- Задайте параметры нового оформления, - гнул свое электронный голос.
- Я...
- Задайте...
- Да заткнись ты! - вспылил я.
Робот замолчал.
Девчонка тоже закрыла рот.
- Так где ты жила?
Нет ответа.
- Помнишь свой дом?
Тишина.
Девчонка снова сморщила нос.
- Ненавижу розовый.
И вздохнула.
Мне не оставалось ничего другого, как снова вызвать робота. Может, позже. Позже девчонка расскажет, откуда она.
5
Во время ужина она молчала, как будто окончательно и бесповоротно оглохла. Отец задавал ей вопросы, но девчонка не проронила ни звука, даже не поблагодарила за еду.
- Ничего, пусть привыкает, - миролюбиво сказал отец, когда она отодвинула пустую тарелку и отправилась в свою комнату.
- Мне показалось, что ей как будто лучше, - заметил я, пожав плечами.
- К сожалению, регресс тоже возможен, - отозвался отец мимоходом.
- Она может совсем замолчать?
- В лучшем случае.
Он как ни в чем не бывало принялся за персиковый пирог. Я отвернулся. Отогнать мысль о том, что меня раздражает мой собственный отец, стоило большого труда. Вообще-то он вызывал во мне целую гамму разномастных ощущений, среди которых негодование было самым светлым, но я старался об этом не думать. Вот и теперь он поедал десерт с таким видом, будто мы только что обсудили новостную сводку, и нет в нашем доме случайных гостей, страдающих от серьезных черепно-мозговых травм.
- Возьми десерт с собой. Не оставляй нашу гостью одну, - добавил отец. - Через час я принесу для нее лекарства, так что постарайся ее занять.
Я кивнул и вдруг нахмурился.
- А где Ева?
В столовой царила удивительная тишина. Очень стерильная, упорядоченная и надменная. Поглощенный новой ролью, я совсем позабыл о своей питомице, а Ева обижаться умела...
- Я ее отключил. Можешь забрать, она в гостиной, - кивнул отец.
- Отключил? Зачем?
- Шумела, - поморщился отец.
Еву он терпел с трудом, и даже спустя десять лет она была для него «посторонней». После ухода матери чужих в доме отец очень не любил. Несколько лет назад он отказался от всех мобильных роботов, оставив только стационарные системы, встроенные в перекрытия. И только Ева оставалась для него исключением, потому что выброси он устаревшую игрушку в мусоросжимательный контейнер - я бы его не простил.
Но он принял к себе эту девчонку, а ведь мог бы отдать ее в приют, уже несколько лет как опустевший. Его служительницы только и ждут новых детей, но их и без того мало, а ненужных, случайных, лишних - и вовсе не бывает. Наверное, за ненадобностью служительниц скоро спишут, должность упразднят, а на их место поставят роботов, как теперь делают все чаще и чаще. Рабочих мест все меньше - потому, что человек несовершенен. А несовершенство нужно истреблять на корню, как и бородавки, кривые ноги или отживший свое аппендикс. Вот ведь парадокс! «Уважай ближнего своего» - так гласит вторая Догма. За последние века она стала самой главной, потому что ближний - это все человечество, а оно все редеет и редеет... Как же можно уважать человечество и ценить его, отбирая работу и баллы?
А мой отец... Наверное, ему просто хотелось держать девчонку при себе, наблюдать за выздоровлением не в стенах Лазарета, а в собственном доме, с помощью собственного сына. В ней и вправду было нечто особенное - ни один из больных отца не удостаивался подобной чести.
Я встал, так и оставив нетронутый десерт на столе. Меня мутило от одного вида персиков.
Заглянув в гостиную, я забрал тихую, еще не подключившую все системы Еву. Из гибернации она выходила долго, но от старой модели ожидать иного было нечего. Обновлять Еву я отказался наотрез. Мне казалось, что новые программы начисто сотрут ту личность, которую я представлял в этом, в общем-то, бездушном куске железа.