Знание о вирусе дальше башни принсипата явно не ушло. Сапфир. Он даст просочиться наружу только тем слухам, которые ему будут полезны. Его месть начинается. Рэйн подпадёт под всеобщее осуждение. Джулиан Дарк женился на человеческой женщине буквально с благословения общества – были особые причины. И после смерти Харлей он согласился на контракт с дочерью Деллы Генезис – это был практически династический брак. Но поступок Рэйна с точки зрения общества необъясним.
– Кем ты меня считаешь? – возмутился Рэйн. – Я древнейший. У таких, как я, учтено абсолютно всё.
– Понятно, – быстро поверила девушка. – Но как ты? – Мелисса оперлась о подлокотники его кресла с обеих сторон и наклонилась вперёд. Так очень хорошо видна её грудь. Просто прекрасно. Отдых для усталых глаз.
– Я, честно говоря, переутомился. Был в принсипате, а там… – он не договорил. Задумался о том, что настал удивительный момент. Мелисса Сильверстоун интересуется им, его делами, чувствами, а он… опять женат.
– Я не об этом. Ты сказал, что всё учтено, но… учесть чувства бывает тяжело… для гордецов. Эй, я с тобой разговариваю, – Мелисса подняла его подбородок.
– Уже хорошо, – сказал он, стараясь подавить мысли о том, что сейчас просто необходимо порвать её платье и испортить причёску. – А что тебе понадобилось так внезапно от меня, жалкого, ничтожного и вовсе не гордого принца дождя?
– Сложно сказать. Если говорить короче, то я пришла дружески поддержать тебя. От Санктуария такого не дождёшься, не так ли? – и, без всякого перехода, потребовала: – Расскажи обо всём. Я хочу, чтобы ты рассказал о том, что чувствуешь.
– С ума сошла? – искусно подделав тон под насмешливый, поинтересовался Рэйн.
– Я жду, – твёрдо предупредила она и опустилась прямо на пол у его ног. Она положила руки на его колени, а подбородок – на свои скрещенные запястья. Как в детстве, когда требовала историй.
Рэйн молчал.
– Я всё ещё жду.
– Мне не о чем говорить. Если хочешь поддержать меня дружески, то это пустая трата времени.
Некоторое время оба молчали. Рэйн закрыл глаза, расслабился, наслаждался пониманием её близости. Всё-таки, несмотря на прелесть Мён, Мелисса – словно весна после долгой зимы. И дышится иначе, и сердце стучит ощутимее.
– Говорят, ты понял всё задолго до них самих, но…
– Мелисса, перестань.
– Да что такого? Или ты тоже, как все те… считаешь, что не к лицу мужчине жаловаться?
– На этот счёт я привык придерживаться мнения большинства. Но и дело-то не в этом, дорогая, милая моя Мелисса. Дело в том, что я вполне счастлив за них, за то, что их чувства взаимны и вся моя горечь только оттого, что мне в том же отказано. Да, впрочем…
– О, Рэйн, – вздохнула девушка. Она пересела на подлокотник его кресла и приобняла друга-принца, прижав к своей груди его голову. – Ничего, в следующий раз у тебя всё сложится…
– Ты что, собралась женить меня ещё раз? – старательно отодвинулся Рэйн. Мысль о порче её платья стала просто невыносимой. Платье Кэтрин Райенгот в тот день было белым. Слишком белым. На Мелиссе платье прямо-таки светится в сумраке. Ещё немного и он начнёт затягивать с ответами.
– Ты не хочешь? – спросила Мелисса.
– Количество моих браков на две равные натуральные величины превышает среднестатистическое по принсипату. Я и так вырвался из холостяцкого течения.
– Вот как мы заговорили? Об этом ты не думал, когда ухлёстывал за мной, не так ли? Друг мой, Рэйн, я успокоюсь только тогда, когда ты будешь счастлив, – с полной искренностью заявила Мелисса.
– Счастлив? – переспросил Рэйн. – Ты не знаешь, что нужно, чтобы один из принцев-древнейших был счастлив.
– Что же?
– Смерть, чаще всего.
– Ты не можешь этого знать. Никто не знает что там, за тем непроницаемым покровом. И ты сильно рискуешь, поддаваясь иллюзиям.
– Опять читала что-то не вполне одобренное церковью? – осведомился Рэйн.
– Стихи философского течения, – без эмоций ответила Мелисса. Взгляд её ненадолго застыл. Повисло неуклюжее молчание, словно учтивый принц обязан был поддерживать разговор с леди во что бы то ни стало. С Мён так оно и было. Но с Мелиссой – нет. Они не притворялись друг перед другом с самого её детства. Никогда.
– Эй! – привлёк он её внимание. – Тебе лучше держаться от меня подальше. Решу соблазнить тебя – так общество меня не осудит.
– Ах, эта эрц-принцесса Марина! – воскликнула горестно Мелисса, не думая слезать с подлокотника Рэйнова кресла. – Из-за неё ты даже говоришь такие вещи. Ах, – снова воскликнула Мелисса, подумала и сообщила: – Всё же я хочу тебе помочь.
– Стань моей, – почти без надежды на успех, ровно сказал Рэйн.
– Ха. Здесь вынуждена тебя осадить. У нас с Эд… с Левенхэмом уже почти всё решено.
– И ты его любишь? – ему-то несомненно важно произносимое, но он так старался держать себя в руках, что со стороны кажущаяся бесстрастность напомнила, должно быть, сухое прочтение текста пьесы.
– Да. Он необыкновенно привлекательный, – Мелисса наконец оживилась. Вся внезапная перемена в этой крылатой легко объяснялась влиянием на неё другого мужчины. Он внушил ей нечто такое, отчего Мелисса начала испытывать к Рэйну, с надеждой терпеливо ухаживавшему за ней долгое время, тёплое чувство, густо замешанное на благодарности. Но чувство, естественное для такой, как она, без самой малой крохи вины за её отказы и издевательства.
– Ах, вот оно в чём дело. Если бы я был привлекательнее, ты бы обратила на меня внимание? – медленно произнёс Рэйн, надеясь уколоть Мелиссу, воззвать к её совести быть может.
– Да, Рэйн, да. Ты производишь отталкивающее впечатление.
– Я не подозревал, что всё настолько уж плохо, – принц дождя схватился за голову, изображая панику, и поднял невинные глаза на девушку. Та погладила его щёки. Он мог бы поклясться всеми святыми, что это был жест нежности.
– Среди крылатых не найти такой внешности, как у тебя, – как ни в чём ни бывало продолжала говорить Мелисса. Её пальцы гладили его губы, но она не замечала, что делает и как. Если бы Чайна Циан не была слепа буквально, то остановила бы подругу. – Но более всего меня пугает то, что происходит у тебя в голове, каково твоё сердце. Выражение твоего лица всегда вызывает во мне чувство опасности. Кажется, что ты состоишь из пороков, невероятной заносчивости, что ты избалован и развращён до крайности.
– Да не может быть.
– …И даже хуже! Иной раз ты так смотришь на меня, будто продумываешь мою казнь.
– Нет, – покачал головой Рэйн.
– Я не могу врать. От твоих взглядов у меня затылок холодеет.
– А раньше, насколько я помню, всё было не так.
– Раньше, когда я только приехала в Ньон, мне было лестно, что ты смотришь на меня как на женщину.
– Что же изменилось? Не Левенхэм ли твой внушил эти опасения?
– Ты сам, прежде всего.
– Как это?
– Когда мне объяснили значение этого цвета