Второй раз я вогнала циркуль в руку того, кто тыкал ради забавы меня в спину, повторяя "кукушонок!".
Третий – сломала указку о спину девочки, которая говорила, что даже моим родителям на меня плевать.
Меня не выгоняли – деньги решают многое, но начали бояться.
Зато перестали трогать.
Сами понимаете – так друзей не заведешь. Но ведь все раньше началось. Как я уже сказала – в деревне общаться было не с кем. Да и не любили там "городских" – я не обижалась, ведь прекрасно понимала, что местные такие потому, что никакой другой жизни не знали. Завидовали и злились, пытаясь показать, что им и так отлично. В результате у меня были только бабушка, книги (единственное, на что я тратила деньги) и я сама. Как итог – я просто не умела общаться с людьми.
Лес мне стал родным домом. Сначала я просто там гуляла, потом даже построила маленький шалаш на дереве (целое лето на это потратила), и начала пропадать уже целыми сутками. Бабушка сначала нервничала, но потом махнула рукой. Сказала что-то о том, что зверю место в лесу – как бы его домом не манили и по морде не гладили.
Но она говорила не по злому. А словно знала что-то. Да о чем это я – бабушка меня и учила по лесу ходить. И здороваться с хозяином и задабривать его. И что нельзя просто так ломать дерево или пинать поганку – все на своем месте растет, если берешь что-то, то для настоящей нужды, не для потехи.
Как вы сами понимаете, когда после лета радостные одноклассники собирались вместе, мне одной было не о чем рассказать. Да и не хотела я говорить – лес любит тишину, а вместе с ним полюбила ее и я. Громкие звуки города всегда безумно раздражали, после возвращения "в цивилизацию".
Потом, правда, перестали. Лес любит спокойных и терпеливых.
Чем больше проходило времени, тем меньше меня замечали мои одноклассники. Правда, потом все же попытались "пнуть слабого", но ничем хорошим для них подобное не закончилось. Как раз об этом я и рассказывала выше – сломанные указки, воткнутый в руку циркуль и т.д. После такого мне дали несколько прозвищ: "псих", "безумная Саша" ну и все в таком духе. Я на это внимание не обращала, искреннее радуясь тому, что от меня отстали раз и навсегда.
Одно омрачало мое существование – надежда.
Надежда, что однажды я найду того, кто меня полюбит.
Об нее я обожглась дважды. Но эта гадость оказалась такой живучей, что, сколько бы я не пыталась ее извести, она продолжала по ночам гаденько петь о лучшем. Просто "лучшем" – без поправок на конкретные моменты.
В ночь, за неделю до основных событий, я поддалась ее уговорам и, подойдя к окну, зажгла свечу.
– Найди меня, – тихо, одними губами произнесла я.
И легла спать, забыв обо всем. А в небе светил серебристый шарик луны. Она знала куда больше глупых людей и даже больше солнца. Ведь все самое интересное происходило под покровом ночи.
И самое страшное – тоже.
Глава 1.
Предчувствие охоты.
Не в силах жить я коллективно:
по воле тягостного рока
мне с идиотами – противно,
а среди умных – одиноко.
(И.М. Губерман)
Утром я проснулась с улыбкой. Я всегда улыбалась после того, как сон отпускал меня из своих сладких объятий. Где-то прочитала, что если так делать – день будет лучше. Может быть, это было простое самовнушение, но мне действительно помогало.
Итак, план действий на сегодня: проверить ловушки, сеть, развести костер, покушать и отправиться собирать чернику. Она тут крупная, сладкая – полянки ведь все солнцу открыты. Это та, что в тени растет, обладает водянистым вкусом. Вообще пора нормально заняться подготовкой – бабушка очень любила брусничный морс, варенье из морошки. Последнюю я терпеть не могла – она быстро давала сок в бидоне и оседала. К тому же собиралась на болоте, а в жаркую погоду (осень в этом году выдалась непривычно теплой) там очень сложно было находиться – голова мгновенно мутнела, а еще была туча комаров, что вечно не давала покоя.
Но с этим я что-нибудь сделаю.
Ладно – север не любит тех, кто долго лежит без дела. Это позволительно зимой – на горячей печке, когда баки с водой полные, коровы подоены и вся живность покормлена и напоена.
Хотя я говорю чисто теоретически – прозимовать тут не получалось. Бабушка говорила, что дом у нас старый и уже не пригоден для такого, но, кажется, она просто боялась, что я окончательно замкнусь в своем мире. Надеялась еще, что привыкну к нормальной жизни в городе. Только я знала, что ей самой тесно в кирпичной коробке, которую она называла своей квартирой. А мне – в том доме, что купили родители.
Я быстро оделась и спустилась по веревочной лестнице вниз – на холодную землю, ждущую прихода зимы. Деревья тихо шелестели еще зеленой листвой, в которой едва заметно угадывались золотые листья, громко чирикали невидимые для глаз птички. Было практически так же хорошо, как летом, только ветер заметно похолодел, не давая забыть о том, какое сейчас время года.
Огрубевшими пальцами с неровно обкусанными ногтями я собрала в кучку угли и пепел, подбросила сухих веток и достала из кармана коробок со спичками. Было у меня и огниво, но его я берегла. Не знаю почему – просто берегла и все. Вдруг потеряюсь?
Это был просто еще один день в тишине и спокойствие. Я была дома и ничего не боялась.
А зря.
Опасность я заметила уже через десять минут после того как направилась к первым силкам. Точнее сначала я ее только почувствовала, а заметила после, потому, что разглядеть крупного волка, лежащего на земле без движения, было тяжело. Густой еловый лес давал слишком много тени.
Зверь меня тоже заметил и поднял морду.
Не совсем волчью.
Знаете, эти хищники отличаются от собак, как кабан от обычной свиньи. Один раз увидишь и уже никогда не перепутаешь. Я видела – правда маленькая была. К нам в деревню часто