— Найди его! — В голосе говорившего звучала безысходность.

— Мы работаем, Сергей Сергеевич. Проверили охранника. — Сидевший за столом человек лет сорока с майорскими погонами нервно крутил в руках карандаш.

— Ну ты хоть мне-то лапшу на уши не вешай, — устало потерев глаза, отмахнулся собеседник. — Мы оба прекрасно знаем, что швейцар тут ни при чем.

— Он охранник, — словно цепляясь за рассыпающуюся на глазах версию, уточнил майор.

— Да какая разница. — Высокий крепкий мужчина с размаху ударил рукой по столу. — Не он это! Понимаешь? Не он!

— Мы будем работать.

— Не работать! Землю носом рыть надо! — Мужчина вскочил и, с силой хлопнув дверью, выскочил из кабинета.

Майор подошел к окну, забранному решеткой, и бездумно уставился в утреннее небо. Стопроцентный висяк. Этот еще… Нет, он, конечно, уважает чужое горе и искренне скорбит, оплакивая рано ушедших из жизни мальчиков. Но как подступиться к этому делу, не представляет. Все необходимые процессуальные процедуры проделаны неукоснительно. Завтра, то есть уже сегодня, оперативники начнут скрупулезно исследовать прошлое ребят. Видать, что-то есть в их прошлом, раз напоролись на такое. О том, что убийство связано с деятельностью только что покинувшего кабинет человека, ему и думать не хотелось. Уж больно высоко летал Сергей Сергеевич.

Долетался, сукин сын…

Но пренебречь его просьбой майор не мог. Тяжко вздохнув, он достал из ящика стола кипятильник. Через три часа начинается новый рабочий день, так что домой идти нет смысла. Вот сейчас попьет чайку, покемарит пару часиков и примется за работу.

Чистые, стерильные стены. Белые жалюзи на окнах и мерный стрекот аппаратуры, поддерживающей жизнедеятельность. Медсестра куда-то вышла, и в палате остался лишь пациент, уже два дня находящийся в коме. Когда-то сильное и выносливое, его тело беспомощно лежало на кровати, не способное теперь выполнять простейшие функции. Вдох-выдох.

Во сколько же обойдутся Светлане эти никому не нужные и ни к чему не обязывающие вдохи? Двух пенсий уж точно не хватит. И, бедная моя, она будет голодать, постепенно продавая нажитые за годы совместной жизни вещи. Страшная, незавидная участь.

Я перелетел в другой угол и взглянул на лежащее в кровати тело с другого ракурса. Мое тело. Эх, подвело ты хозяина. Не выдержало… Хотя… Семьдесят девять — по нынешним временам для мужчины почтенный возраст. Так что можно и уйти. Но, повинуясь главному инстинкту, организм крепко держался за жизнь, упрямо не желая отпустить тонкую ниточку, отделяющую от небытия. Кто знает, может, он и прав. Ведь в нашем роду и мужики, и женщины доживали как минимум до восьмидесяти пяти. Бабушка так вообще в девяносто семь преставилась. Причем до последнего дня находилась в здравом уме и при памяти. За пять дней до смерти в огороде работала. Так что не мне себя осуждать.

Конечно, при желании можно легко оборвать эту самую нить, избавив бренные останки от незавидного существования, а Свету от лишних горестей. Но, даже будучи атеистом, я не могу… Тем более теперь, вися под потолком и воочию убедившись, что «что-то во всём этом есть».

Нет, я, конечно, не раз читал о том, что-де «учеными проведены исследования, в результате которых выяснилось, что в момент смерти тело человека становится легче на семьдесят грамм». И кучу всякой чуши вроде дебатов на тему: «Уж не душа ли это?»

Но в таком состоянии, находясь одной своей половинкой в коме, а другой летая по палате, я почти верил во все эти бредни. Да и бредни ли?

Если это и галлюцинации, то, должен вам сказать, вполне последовательные и не лишенные логики. И тем не менее абсурд. Мистика какая-то.

Собственно, что я теряю, согласившись? Как ни пытался я придумать причину для отказа, но в глубине души знал, что мысленно уже приступил к работе. Ну не чушь ли? «В глубине души, парящей над кроватью». Хе-хе.

Они заглянули в палату вчера вечером. И, выразив соболезнования по поводу безутешности супруги, спросили, не соглашусь ли пройти для приватной беседы. Признаться, я не совсем пришел в себя и согласился скорее машинально, чем обдуманно. Сделав руками какой-то загадочный пасс, один из троицы, по-видимому главный, открыл прямо в воздухе нечто вроде портала. И, приглашающе кивнув, шагнул внутрь. Оставшиеся двое, потеряв ко мне всякий интерес, последовали за ним, и я остался один на один с неровно мерцающим прямоугольником.

Затем оглянулся на беспомощного себя и, в сердцах плюнув, шагнул следом.

— Присаживайтесь! — Хозяин апартаментов сделал любезный жест.

Я ожидал увидеть-что-то вроде казенной и неуютной небесной канцелярии. Это же помещение напоминало скорее гостиную, обставленную со вкусом и с некоторой претензией на роскошь.

— Что-нибудь выпьете? — Хозяин открыл бар.

— Водки! — ни минуты не колеблясь, потребовал я. — Уж тут-то ты, голубчик, просчитался. Не могут духи пить, есть и отправлять естественные потребности.

— Конечно, не могут, — протягивая мне налитый до краев тонкостенный стакан, подтвердил искуситель. — Но стоит немного задуматься, что есть материя, и привычные вещи порой так и норовят встать с ног на голову.

Я сделал глоток и невольно поперхнулся. Водка оказалась противной и чуть тепловатой. Под ироничным взглядом своего визави я залпом опорожнил стакан и занюхал рукавом.

— Как пошла? — заботливо осведомился он.

Я лишь кивнул, давая понять, что всё в норме, и, прикрыв глаза, почувствовал, как внутри разливается забытое тепло.

Не будучи алкоголиком, тем не менее иногда люблю пропустить стаканчик. Любил, поправился я.

— Удивлены?

— Не то слово, — мимоходом взглянув на хозяина, подтвердил я. — Объяснения-то предполагаются?

— А как же. — Он широко улыбнулся. — За тем вас сюда и пригласили.

Он извлек из бара коробку сигар и протянул мне.

Я не курил… Господи, сколько же не курил-то? Сорок пять лет. И теперь хотел было отрицательно помотать головой, но потом, решив, что раз уж это бред, то можно всё, взял одну и, откусив кончик, поднес огонь.

— Итак?

— Большинство людей не задумываются о способе существования материи. Живут себе люди и живут. А пройдя путь, тихо-мирно отходят в мир иной.

Я согласно кивнул.

— Все мы слышали о наличии у разумных так называемой души, — продолжил он, — но вот получить ответ удавалось немногим…

— И вы, как я понимаю, один из этих… избранных. — Мой собеседник улыбнулся одними губами.

— Совершенно верно. Итак, ответ, возможно, кроется в знаменитом парадоксе Шрёдингера.

Знакомство со строением атома происходит в школе на примере планетарной