Потом мы прошли в кабинет Обручева, где полковник Агеев официально представил меня как кандидата на должность его зама по техническим вопросам, а я подал генералу бумагу с визой Сергея Семеновича.
– Ну что же, молодой человек, прошение ваше будет рассмотрено сегодня же, поскольку мне через час назначен доклад государю, в том числе и о технических разведочных делах, – сказал генерал, принимая мое прошение о приеме на службу. Полковник Агеев сегодня же проинформирует о решении его императорского величества относительно вашей кандидатуры, и, если решение будет положительным, ознакомит вас с первым заданием. И вот еще что, поскольку вы у нас известный изобретатель, хочу предупредить, что все ваши изобретения, сделанные в период нахождения на государственной службе и имеющие военное значение, будут принадлежать Российской империи. Естественно, в том случае, если они будут оценены как имеющие пользу для военного дела. В таком случае за передачу прав по изобретению вам полагается денежное вознаграждение, продвижение по службе или награждение орденом. Надеюсь, вам это понятно?
Услышав, что понятно, и я согласен послужить на благо Отечества, генерал кивнул и дал нам осознать, что аудиенция окончена.
Про себя же я подумал, выходя из кабинета начальника Главного Штаба, что как же хорошо, что привилегии на СЦ, ТНТ, да и на газовую маску были получены до моего поступления «под крыло» Агеева. Кстати, а ведь он мне обещал свободу творчества и патентование изобретений. Как же так? Видимо, полковник понял, какие сомнения меня терзают:
– Александр Павлович, когда мы с вами говорили о ваших правах на военные изобретения, я имел в виду, что ваше авторство, безусловно, будет сохранено, хотя, возможно, некоторые изобретения будут засекречены, – убеждал меня полковник в ответ на напоминания о нашем предварительном разговоре. – Но вы же получите за них вознаграждение, не так ли?
Я кивнул головой. Все так, но чувство, что меня «развели», осталось. Хорошо еще, что с релейной машиной так вышло. Представим, что я потратил весь свой капитал на ее создание, а такой вот полковник-шифровальщик сказал бы, что для военного дела она бесполезна. И что? Плакали мои денежки? Подарить ее потом университету, где ее раздербанят на релюшки для физических опытов? Нет, благодарю покорно, я как-нибудь без этого проживу, а, если машина не нужна, значит, время ее не настало… У Беббиджа же полвека назад тоже ничего не получилось – машину разобрали на шестеренки, а то, что сейчас показывают в Британском музее – это реконструкция…
С такими мыслями я тащился по коридору за Агеевым, когда он предложил мне пойти пообедать в офицерскую столовую, здесь же, в штабе.
– Лучше подождем возвращения генерала Обручева от государя, заодно и попробуете наших разносолов, – сказал полковник. – Поскольку в прошлый раз вы меня потчевали, то сегодня приглашаю я.
Столовая произвела приятное впечатление чистотой и выбором блюд, хотя, поскольку шел предрождественский пост, то меню было постным, а вот таких щей с грибами я вообще никогда не ел. Пока ели да неспешно пили чай с лимоном, прошло полтора часа.
После обеда пошли к Агееву, говорили еще часа полтора о порядках в Главном Штабе, из чего я сделал вывод, что полковник уже числит меня своим замом. Потом сидели в приемной у Обручева, наконец, через час генерал появился и пригласил нас зайти.
– Поздравляю вас чином коллежского асессора по Военному министерству, Александр Павлович, и с назначением заместителем полковника Агеева, – торжественно сказал генерал. – Указ будет сегодняшним днем, и старшинство в чине пойдет так же, а бумагу из Канцелярии ЕИВ о пожаловании чином получите позже, когда ее подготовят. И еще, мне показалось, что государь уже наслышан о вас, так как обычных в таком случае вопросов он не задал вообще.
Когда мы вышли от генерала, Агеев обратился ко мне:
– Поздравляю, ваше высокоблагородие, – подмигнул мне Агеев, – когда проставляться будете?
– Да хоть сейчас, – ответил я в том же веселом тоне, – но вообще-то, как положено, когда от вас звездочки получу, раз уж чиновникам погоны не положены[7].
– Да я знаю, – за вами не пропадет, – поддержал общее настроение Агеев. (Было видно, что он за меня рад, поскольку генералу удалось добиться мне более высокого чина, чем могло быть.)
В кабинете Агеев сразу стал серьезным и сказал:
– Для начала подпишите бумагу о сохранении военной тайны, поскольку с этого дня вы будете иметь дело с государственными секретами.
После того как я поставил свою подпись, Агеев продолжил:
– В настоящий момент проходит перевооружение русской армии на системы стрелковых вооружений с малокалиберным патроном трехлинейного калибра[8] вместо патрона калибром 4,2 линии, который использовался в винтовке системы Бердана и револьвере «Смит-энд-Вессон», ранее принятых на вооружение российской армии. Конкурс на трехлинейную винтовку практически уже идет, основные участники: наш капитан-оружейник Мосин и бельгиец Наган. Надо сказать, что во время конкурса обе винтовки имели приблизительно одинаковые показатели меткости и скорострельности, но большинство членов комиссии проголосовали за винтовку Нагана.
Вот вам, Александр Павлович и предстоит разобраться досконально в вопросах приоритета, и есть ли у Леона Нагана права на этот приоритет, то есть не страдают ли интересы Империи и нет ли в этом злого умысла? – поставил мне задачу полковник. – Работать с материалами будете только в моем кабинете, поскольку с вашим кабинетом вопрос еще не решен. Если будете выходить из кабинета ненадолго, то дверь обязательно закрывайте на ключ. Потом вам предстоит на месте ознакомиться с испытаниями, но, если придется посещать другие учреждения официально, то делать это надо в мундире – поэтому вы сегодня же посетите портного, который выполняет заказы для офицеров и чиновников Главного Штаба. При поступлении на службу комплект обмундирования вы построите бесплатно, а также получите на складе необходимое снаряжение, оружие у вас уже есть[9]. Потом вам придется все обмундирование и снаряжение покупать за свои деньги.
Теперь мне все время приходилось сидеть у Агеева, знакомясь с результатами испытаний. Мундир мой должен быть готов через неделю, мне он был нужен и для того, чтобы представиться начальству по случаю назначения и производства в чин.
За это время приехали два химика, оба молодые, из выпускников Московского университета, закончили один три, а другой – четыре года назад, и, помыкавшись, поняли, что ничего лучшего, кроме как места учителей в гимназии им не найти, а ведь хотелось стать учеными и работать с чем-то новым. Я их помнил еще по конкурсу в Купавне: одного звали Петром Вознесенским, был он сыном сельского священника, готовился было поступить в духовную семинарию и пойти по стопам отца, как тот того и хотел, но