Щербатый продолжал улыбаться, но рука в кармане напряглась:

- Ага… Кто ж ты будешь-то, мил человек? Ты, может, из полиции? Чего тебе тут такого интересного оказалось?

- Вы не имеете права… - Пластов постарался собраться и успокоиться. Одновременно быстро скользнул по земле взглядом, надо найти хоть камень или кирпич.

Щербатый укоризненно вздохнул:

- Не ищи, голубок ты наш. Нет тебе пути назад, нет.

А не ответишь, кто таков, пришьем, мил человек, и правильно сделаем. Неча тут крутиться, неча вынюхивать. Так кто ж ты таков есть?

Ни в коем случае нельзя говорить им, кто он. Во-первых, это хоть как-то оттянет расправу, во-вторых, скорей всего, они лишь пугают его. Главное для них выяснить, кто он. Вряд ли они действуют по собственной инициативе. Нельзя давать им козырь на случай, если он вырвется.

- Сейчас же пропустите меня. В случае применения силы вы будете наказаны. Я официальное лицо. - Он попытался вспомнить уроки бокса. Бесполезно против двух ножей бокс бессилен.

- Официальное, говоришь? - Щербатый дернул подбородком, как понял Пластов, подавая особый знак заднему.

- Врет, - отозвался задний.

Пластов чувствовал за спиной его дыхание.

- Чужой он, наши ничего не говорили.

- Молчи, без тебя вижу.

Тут же рука щербатого вылетела из кармана вперед. Острие ножа шло точно в живот, но Пластов каким-то чудом сумел увернуться, одновременно прыгнув вперед. Еще в воздухе он ощутил резкий ожог сзади и понял, что чубатый успел ударить. Кажется, нож попал чуть ниже пояса, но времени на размышление не было. Падая, он все-таки не позволил себе упасть, приземлился на ноги и рванулся вверх. Скорее почувствовал, чем увидел - противники на секунду столкнулись, это помогло ему выиграть несколько секунд, и, оказавшись на бруствере, он бросился по петляющей тропинке. Сердце готово было вырваться из горла, сзади, метрах в пяти, слышался резкий хрип и топот догоняющих; сообразив, что далеко не уйдет, он рухнул в мелькнувший на пути просвет в ветках. Быстро отполз в сторону, затих. Он совсем не надеялся, что таким образом скрылся, поэтому, обернувшись, попытался найти среди валяющегося мусора что-то твердое. Увидев ржавый стальной прут, притянул его к себе и, крепко сжав, отвел в сторону. Теперь у него есть какое-то оружие. Прислушался. Кажется, преследователи проскочили мимо. Развернулся, чтобы встретить опасность лицом, - все тихо. Через минуту услышал треск ветвей, его искали где-то совсем близко. Шум, шуршание кустов и ругань то приближались, то отдалялись. Наконец услышал шаги, разговор вполголоса, все стихло, но почти тут же искавшие вернулись; сквозь просвет в кустах Пластов хорошо видел их рубахи. Голос Щербатого прошипел:

- Посмотри сам…

Чубатый, судя по звуку, раздвинул кусты, сказал:

- Нет его, я б увидел… Ушел, сучье вымя…

Щербатый зарычал:

- Ты зачем о «наших» говорил, гад вшивый? Какие «наши»? Мы есть мы. Кто тебя тянул за язык?

- Да я думал…

- Думал… Пошли с того конца посмотрим…

Вскоре Пластов снова услышал треск кустов. Оба еще два раза прошли мимо не останавливаясь. Потом наступила тишина, скоро из кустов донесся писк кузнечиков. Кажется, пытавшиеся его убить ушли, но Пластов, не доверяя затишью, еще около часа сидел в зарослях, сжимая прут. За это время он успел ощупать царапину на ягодице: она была хоть и глубокой, но безопасной, нож распорол брюки и повредил мышцу. Наконец, решив, что ждать здесь ночи бессмысленно, стал пробираться к проспекту. Он двигался ползком, через каждые несколько шагов прислушиваясь; в конце концов, передвигаясь на четвереньках, оказался у самого тротуара. Подумал: вряд ли нападавшие ждут его именно в этом месте. С досадой вспомнил о следах крови на брюках, выпрямился и, заложив руки за спину, встал у края тротуара в ожидании извозчика. Прута из рук он все-таки не выпускал. Эти несколько минут, бесконечно долгих, в течение которых он ждал желанного цокота копыт, дались нелегко. Он старался стоять непринужденно, не привлекая внимания прохожих, но, ожидая нападения, непрерывно косился по сторонам. Наконец показалась пролетка; вскочив на сиденье, Пластов бросил извозчику: «На Моховую, быстро!» Но только после того, как лошадь резво взяла рысью, опустил прут под ноги.

Пролетку попросил остановить у самого дома; расплатившись с извозчиком, на всякий случай взял прут и, войдя в подъезд, прислушался. Как будто все вокруг спокойно, но на третий этаж он поневоле поднялся, перемахивая через две ступени. Остановился у квартиры, сказал сам себе: «Ну и перетрусил же ты!» - и тут же услышал, как скрипнула соседняя дверь. Облегченно вздохнул: Амалия Петровна. Она всегда ждет его прихода и передает новости. Обернулся - так, чтобы не был виден прут. Из дверной щели выглядывает сухое и чистое старушечье личико, седые букли взбиты, узкие губы строго улыбаются, голубые глаза смотрят с укором.

- Арсений Дмитриевич, ай-ай-ай, вас весь день нет, и вы так поздно…

Пластов услышал, как внизу хлопнула дверь, напрягся. Амалия Петровна выросла в Курляндии, но в Петербург перебралась давно, обрусела и лишь иногда выделяет в речи «д» и «н».

- Бедненький, наверное, устали?

Пластов вдруг понял: он весь мокрый. Поклонился, скрывая прут:

- Да, пришлось заниматься делами. Кто-нибудь приходил?

- Приходил ваш Санчо Панса, Хржанович…

- И что же?

- Ничего, милый вы мой… Просил только передать, что зайдет завтра днем.

И все-таки вряд ли эти двое хотели его смерти. Скорее всего им надо было узнать, кто он.

- И все?

Амалия Петровна шутливо нахмурилась:

- Не все! Два раза приходила барышня… Два раза!

- Какая барышня?

Соседка закатила глаза:

- Кто она, не знаю, но красивая! Очень красивая барышня и совсем молоденькая! Лет двадцати, а может, и моложе… Сразу видно, из хорошей семьи, одета прямо с картинки и держится превосходно.

- Я ее не знаю?

- Не думаю, чтобы вы ее знали. Когда она пришла во второй раз, я открыла дверь и спросила: может быть, мадемуазель желает что-то передать? Так эта красавица смутилась. Представляете: «Нет, нет, благодарю вас!» - и исчезла, будто ее смыло.

- Значит, ничего не передала?

- Ничего… Только каблучки внизу: «гук-тук-тук».

Пластов повернулся, все еще скрывая прут.

- Большое спасибо, Амалия Петровна, до свидания!

Соседка улыбнулась, будто говоря: «Все вижу, все вижу». Щель закрылась. Он достал ключ, открыл дверь; войдя, тут же щелкнул замком. Прислушался: в квартире тихо. Положил прут на подоконник. Постоял, усмехнулся собственным страхам. Прошел в ванную, вымылся, залепил царапину пластырем, накинул халат. На кухне заварил кофе, сел, поставил перед собой чашку и вдруг понял, что только сейчас начинает приходить в себя. Отхлебнул кофе, попытавшись понять: что же происходит? Кому-то очень мешает, что он появлялся на пустыре и что-то изучал? Впрочем, может быть, дело совсем не в пустыре? В чем же? Допустим, в том, что он разговаривал с дворником и с Ермиловой? Нет, скорее всего, дворник и Ермилова здесь ни при чем. Кажется, нападавшие не