— Я не знаю, Таринов, как вы до сих пор не можете понять, — говорит Юловский, — что, по Марксу, пролетарий тот, кто не имеет собственности и производит прибавочную стоимость, а вы конторщика называете пролетарием, это уж совсем несообразно. Ну, подумайте сами, разве не верно мое определение…
— Нет, я с вами не согласен! — кричит Таринов. — Конторщик — настоящий пролетарий. Тогда и сторожа можно не считать пролетарием, и подметайла, и смазчика, и так далее.
Обе стороны спорят горячо и долго. Бывают моменты, когда кажется: стой, вот сговорились, остался один будочник, которого каждому хочется отвоевать в свою сторону. Но тут, как назло, ввертывает свое слово Кушнев или Канин:
— А что, Ваня, пристав тоже пролетарий? Он тоже не имеет собственного орудия производства, кроме своей тупой шашки, а в разнимании драки она почти не употребляется, для этого нужны мускулы, шашкой за шиворот не возьмешь…
— Да, по-моему, пристав есть пролетарий, — сразу, не подумав, отвечает Таринов.
Тут спор снова разгорается.
— Как! — вскакивает Юловский. — Тогда и градоначальник и министр — все пролетарии, по-вашему? Мерси! Наконец-то вы проговорились и теперь видите свой абсурд. Если же вы все продолжаете стоять на своем, то я прекращаю наш спор до более благоприятного времени. Я вижу, нам с вами сегодня не сговориться.
На этом спор и прекращается, чтобы в другой раз возобновиться с новой силой.
В конце вечера Кушнев подает совет, что пора разогревать щи, другие собираются домой, но всегда бывают удержаны трапезой, ибо спор еще не совсем окончен».
Калинин завел как-то на собрании кружка речь о крестьянстве. Оказалось, что многие смутно представляют себе его роль в революционном. движении. Пришлось несколько занятий посвятить этому вопросу.
Большой интерес вызвало сообщение пропагандиста о состоявшемся в Минске I съезде Российской социал-демократической рабочей партии. У Калинина возникла мысль установить связи с социал-демократическими кружками, созданными на других предприятиях Петербурга. Посоветовался с «Еленой Петровной». Вдвоем выработали план: пусть каждый член кружка организует у себя в цехе либо на каком-нибудь предприятии Нарвской заставы рабочий кружок. Представитель от каждого из этих кружков войдет в объединяющий центр. Таким центром станет их уже существующий рабочий кружок.
Михаилу удалось связаться с кружками резиновой мануфактуры, конфетной фабрики, экспедиции заготовления государственных бумаг, текстильной фабрики Кенига, вагоностроительного завода Речкина и обувной фабрики «Скороход». Последние два предприятия были расположены у Московской заставы. В руках Калинина, таким образом, оказалось руководство нелегальной революционной работой в крупнейших рабочих районах города — Нарвском и Московском.
Было решено первое крупное выступление вновь созданной организации посвятить празднованию 1 Мая 1898 года.
На очередное собрание кружка руководитель принес две листовки «Союза борьбы» по поводу празднования Первого мая. Одна оказалась покороче и попроще, в ней содержались только экономические требования. Во второй выдвигались требования парламента, политических свобод, восьмичасового рабочего дня.
«Елена Петровна» рассказала, что в «Союзе борьбы» все большее влияние захватывают «экономисты». Достав газету «Рабочая мысль» — орган «экономистов», — прочла: «Борьба за экономическое положение, борьба с капиталом на почве ежедневных насущных интересов и стачки, как средство этой борьбы — вот девиз рабочего движения».
Михаил возмутился: это как же прикажете понимать? Партия, стало быть, рабочим не нужна? Зачем же партия, если никаких политических требований и программ рабочие выставлять не должны? Негоже так! Вредная теория!
«Елена Петровна» поддержала: «Вредная».
Посоветовались с кружковцами. Те в один голос подтвердили: «Одной копеечной борьбой судьбы не решишь. Нужна борьба за политические требования. Нужно объединение всего рабочего движения в единый кулак. Нужна партия».
«Елена Петровна» согласно кивала головой.
План маевки обсудили вместе с представителем обуховских марксистов, тщательно продумали все детали.
Кружковцы калининской группы буквально наводнили завод вторым вариантом листовки «Союза борьбы». Всполошилось, забегало по цехам начальство.
Накануне праздничного дня на заводе и вокруг него появились удивительно похожие друг на друга типы. Вроде и возраст у всех разный и одежда неодинаковая, а повадки схожие, Калинин догадался: шпики. В этих условиях сбор большой группы людей никак не мог остаться незамеченным. Маевку за городом пришлось отменить.
Реванш за неудачу удалось взять через несколько месяцев.
Как на многих крупных заводах, на Путиловском сигнал к началу работы подавался гудком. Первый — долгий — предупреждал, что в распоряжении рабочих осталось еще десять минут. Второй — прерывистый — хлестал по сердцу опоздавших: «Штраф! Штраф! Штраф!» Он так и назывался «штрафным». После него цеховые номерные кружки убирали и ставили одну общую. Всякий, кто опускал в нее свой номер, знал: сегодня будет работать бесплатно.
Все шло заведенным порядком. К нему привыкли.
Но вот в один из субботних сентябрьских дней штрафной гудок прозвучал не через десять, а через пять минут после первого.
Сотни путиловцев собрались у ворот — грозная, суровая сила. Жалкими и невзрачными выглядели на фоне ее всегда такие представительные фигуры управляющего главной конторой Ксавецкого и смотрителя завода Чачина.
Вечером кружковцы торопливо рассказывали «Елене Петровне» о происшедшем. Она внимательно слушала, переводя взгляд с одного на другого, и ждала, что скажет Калинин. Калинин сказал:
— Нужна стачка.
И сразу все зашумели, заговорили. А когда успокоились, Калинин продолжил свою мысль:
— Всякий классовый конфликт надо развивать до серьезного столкновения. Тут же такой прекрасный случай. Если не воспользоваться им, то как иначе приучать народ к организованным выступлениям? Завтра пойдем по домам. В трактирах надо побывать. А в понедельник соберем рабочих у ворот. Выдвинем требования: отмена штрафов и сокращение рабочего дня.
Понедельник… На всю жизнь запомнил Михаил этот бурный день. Это было его первое сражение с буржуазией, первое сражение, закончившееся победой.
Рано утром вместе с Ивановым он остановился возле конторы. Подошел кружковец Зотов, потом еще несколько человек. Обменялись короткими фразами. Стали ждать. Медленно тянулись минуты. После первого гудка рабочие пошли толпами. Почти все задерживались возле группы Калинина, большинство оставалось на месте. К штрафному гудку заводской двор был заполнен колыхающейся, грозно рокочущей толпой.
Чачин, перебегая от одной группы к другой, что-то истерически выкрикивал. На него не обращали внимания.
Громкий и уверенный, раздался над толпой голос Калинина:
— Стачка, товарищи! Не приступим к работе, пока штрафов не отменят!
И перекатами пошло по толпе:
— Стачка! Стачка!..
После обеденного перерыва к рабочим вышел, наконец, фабричный инспектор Дрейер. Вилял, уговаривал, обещал посодействовать.
Рабочие не верили. Калинин выкрикнул:
— Если солгал, завтра остановим весь завод! И народ дружно, одним вздохом поддержал:
— Остановим!
На следующее утро Михаил еще издалека снова увидел толпы народа возле проходной. Подошел ближе. Люди читали объявления на заборе. Директор извещал, что штрафной гудок