Опасаясь сломать кристалл, я принялся как можно осторожнее работать молотком и зубилом. От скалы отлетали лишь крохотные кусочки, и то ценой больших усилий.
Но я обуздал нетерпение и продолжал трудиться как никогда осторожно. Так было нужно. Работа полностью поглотила меня. Я не замечал палящего солнца, превратившего расщелину в раскаленный котел, такой, что я сперва стащил с себя кольчугу, потом кожаный подлатник и продолжил работать, не осознавая, что моя кожа краснеет от жгучих лучей.
Руки мои начали дрожать, и я привалился к стене расщелины, вдруг испугавшись, что сейчас каким-нибудь неточным ударом разобью свою находку. Сверху раздалось шипение. Я поднял голову, и Тсали протянул мне фляжку – в Долине их делали из местных прочных тыкв.
Вынув пробку, я с благодарностью напился. У меня болели плечи, но когда я посмотрел на камень, над которым трудился, мой дух воспрянул, как и мое горло от этого питья. Предмет, который я с таким трудом высекал из скалы, действительно был рукоятью меча. Я освободил его уже до самого перекрестья. Но, чтобы высвободить лезвие, потребуется множество часов – если мне вообще это удастся. Как металл мог уцелеть в расплавленном камне, куда его швырнул мой двойник во сне?
Я протянул руку и сжал эту рукоять. И меня снова затопило ощущение из сна. Это было мое! Никогда прежде я не испытывал такого острого ощущения собственности, словно некий предмет был сделан лишь для меня одного и его следовало ревностно оберегать ото всех остальных.
Я ухватился за рукоять сильнее и, не осознавая толком, что делаю, рванул ее на себя. После мига сопротивления она подалась с треском – так резко, что я потерял равновесие и отлетел к противоположной стене.
Но в руках у меня была одна лишь рукоять! За ней не было клинка, крепкого и острого!
Мое разочарование было таким сильным, что на пару секунд я заревел, как ребенок. Оно было моим – но оно исчезло, сгинуло во времени и кипящем камне, как я и боялся!
И все же я не мог выбросить эту вещь. Мои пальцы вцепились в нее, будто обладали собственной волей – либо ими командовала некая часть меня, о которой я не знал и которую не понимал.
Я вынес свою находку на солнце. Может, кто-нибудь из кузнецов Долины сможет сделать клинок для нее? Насколько я мог видеть, сама по себе рукоять ничего особенного из себя не представляла. Кристалл в навершии рукояти был серым, однако на солнце я уловил в нем слабый отблеск внутреннего света. Он был покрыт резьбой, напоминающей небрежно нацарапанные руны, – возможно, чтобы рукоять не скользила в ладони. Однако теперь они были такими истертыми, что превратились в изъязвленные нечитаемые строки. Крестовина была из того же материала, напоминающего хрусталь. Однако же я был уверен, что это не хрусталь и не кварц из числа мне знакомых.
Я вздохнул. Надев кожаную рубаху-подлатник, я спрятал свою находку за пазуху. Бесполезная вещь, и все же… что-то в ней было.
Действительно ли где-то в глубинах моей памяти шевельнулся обрывок воспоминаний? Я не мог его ухватить. Я знал лишь, что когда-то эта вещь была мне жизненно необходима и что она не случайно снова попала ко мне в руки.
4
В последующие дни я часто испытывал искушение отнести рукоять к кузнецу и посмотреть, можно ли к ней приделать какой-нибудь из его клинков. Но каждый раз, когда меня посещала эта мысль, я обнаруживал, что не могу этого сделать. Нет, ей подошел бы лишь один-единственный клинок. И время его отняло. Так что моей находке предстояло так и остаться бесполезной.
Но я обнаружил, что когда я сплю, то почему-то сжимаю рукоять в руке (всегда в темноте и втайне). Может, я хотел использовать ее как ключ к прошлому? Возможно. Но другая часть меня этого не желала. И все же я постоянно держал свою находку при себе.
Возможно, она несла с собой удачу для воина. А может, мое постепенное взросление, пребывание под небом Зеленой Долины и ее целительное воздействие понемногу меняли меня. Я стал более искусным фехтовальщиком – однажды даже во время тренировки обезоружил Имхара. И это не было случайностью, потому что обычно он заставлял меня чувствовать себя неуклюжим неумехой.
Иногда мне казалось, что, будь моя тайная находка целой, я мог бы выйти против любого из членов нашего отряда и не уступить даже испытанным в боях ветеранам.
Мы, люди Дома Хорвана, были не единственными, кого притянуло через горы в Эскор. Со временем за нами последовали и другие. Тогда мы вместе с Зеленым народом отправились дальше (ибо леди Дагона всегда знала о тех, кто переходит горы, – ей приносили вести птицы).
Эта земля пробудилась, и Зло шествовало по ней, не считая немногих мест, охраняемых остатками Силы. Поэтому мы, выбираясь за пределы Долины, всегда были начеку. Во время одной из таких вылазок, хоть мы и расположились в Месте Света, ночью на нас напали фасы.
Эти существа жили под землей и редко выбирались на поверхность, и только ночью либо в пасмурный день. Хотя сперва их не относили к последователям Тени, в нынешнее время они откликнулись на зов Темных и тем самым стали нашими врагами. Во время ночного нападения их удалось победить лишь благодаря потоку воды, который направили на них лорд Кемок и Годгар из нашего отряда. Однако лорд Кемок был серьезно ранен и на обратном пути его унесло той же разлившейся водой, что немного раньше нас спасла.
Это была серьезная потеря. Ибо лорд Кемок, хоть и был мужчиной, изучал древние хроники в Лормте. И это на его призыв ответил один из Великих Древних, хотя считалось, что все они давно уже покинули Эскор. Его сестра, колдунья Каттея, отправилась в Место Таинств, стремясь узнать, жив он или мертв, ибо она верила, что он еще не отправился в Последний путь.
Так Крита стала ближайшей помощницей леди Дагоны, хоть она и не была обучена колдовству, как леди Каттея. И я стал еще реже видеть ее. Сейчас было не время для свадеб – и эта мысль согревала меня. Ведь Имхар не сможет заявить свои права на нее, когда вокруг бушует война.
Дважды нам пришлось отбивать нападения Темных. Чудовища кружили вокруг ограждающих Долину гор, стремясь преодолеть их и предать всех смерти. Эти серые – ни люди, ни волки, но существа, взявшие худшее от тех и других, – пришли, чтобы напасть на нас, а с ними зачастую шли и другие, еще более чуждые твари. В небе над нами кружили