— Рахиль, мне шашку вытащить неудобно — порежусь!
— А вот нельзя было сказать сразу?! Как таки с вами, мужчинами, трудно-о…
Сетка миновала длинный серый коридор с однообразно мигающими лампочками, въехала в прекрасно оборудованную медицинскую лабораторию и плюхнулась на пол. Никто особенно не ушибся, хозяева-инопланетники соизволили спокойно обернуться.
— Бешеная самка!!! — тонко взвизгнули оба и прыснули прятаться по углам.
— Вот она, популярность. — Казак уважительно толкнул подругу плечом в плечо, попытался встать, не смог и, плюнув на ржавые оковы, громко предложил: — Эй, бесы, выходи! Рубиться будем!
Из-за металлического шкафа с пузырёчками показалась маленькая чёрная лапка, размахивающая белым платком. Рахиль сдержанно повздыхала, что её не поймут и не простят, если она пойдёт на консенсус с террористами-антисемитами, но, с другой стороны, они и без того в Аду, так куда уж дальше их запихивать. Это было очень непривычное проявление миролюбия…
Буквально какие-то пятнадцать минут спустя в чистенькой, неразгромленной лаборатории прямо на операционно-разделочном столе была постелена чистая простыночка, разложены консервы, фрукты, хлеб, ёмкость разведённого медицинского спирта, маринованные огурчики и горсть поплющенных карамелек. Разрезанная автогеном цепь ракшаса сиротливо валялась в углу…
— Продукты у нас есть, — гостеприимно суетился толстый Ганс, услужливо пододвигая Рахили гинекологическое кресло, — Док всегда заботится, чтобы пациенты служили науке долго. Присаживайтесь, самка!
— Ваня, таки если я их убью после ужина, оно уже будет компромиссом?
— Будет, — уверенно кивнул казак и шёпотом добавил на ухо Доку: — Не беспокойтесь, сытая, она резко добреет…
— Дрессура, — понимающе отметил начальствующий бес. И учитывая, что его помощник полностью переключился на прокорм еврейской вечно голодной девочки, завязал концептуально-познавательный диспут с господином Кочуевым. Из почтения к русским интеллигентским традициям вопросы и ответы щедро поливались маленькими порциями спирта, по полмензурки на выдохе, огурчик следом, и главное — уважение к оппоненту…
— Мне странна ваша позиция, драгоценный мой Иван Степанович! При всём моём исключительном восхищении вами, как глобально мыслящей личностью, я всё же вынужден отметить несколько навязчивую упёртость (прошу прощения за вульгаризм!) в вопросе сохранения человечества как вида…
— Зарублю же, дубина инопланетная! Ну что, за здоровье?
— За здоровье и взаимопонимание! Я хочу спросить, неужели вы всерьёз отрицаете явный провал этого непродуманного эксперимента по заселению вашей планеты человеческими особями? Дзынь!
— Ещё налей, не доводи до греха. За науку?
— За неё, р-родимую! Так вот, В-ваня, согласитесь, если в чисто теологическом диспуте я б-буду перечислять минусы человечества, а вы — п-плюсы, кто устанет первым? Хто, я вас спрашиваю, а?!
— Ты тока закусывать не забывай. На вот огурчик… Эй, полегче, чуть палец мне не откусил!
— Изв-виня-юсь… Но и вы мне… не ответили на экзмнционный вопрос! Вопрос?! А я отв-вечу! Человечество — они… я в них разбираюсь… я их стока разобрал! Я на них… там ещё осталсь, да?! За нас с вами!
— Ага, за союз казаков и бесов. — Подъесаул снисходительно подхватил падающего под стол Дока и аккуратно устроил его баиньки в перевёрнутую крышку от автоклава. Инопланетный учёный смешно дёргал рожками и причмокивал так, что ему хотелось дать детскую бутылочку с молоком.
— Рахиль, мой готов. Как ты?
А вот у неё-то как раз и были проблемы. Обернувшись к боевой подруге, молодой человек едва не раздавил в руке мензурку: отчаянная израильская военнослужащая тихо ревела в обнимку с мокрым от её слёз Гансом. Впрочем, судя по пустым баночкам, ревела она всё-таки на сытый желудок…
— Ваня-а… он мне такое рассказал… Ой, я вся умру… Ваня; у него таки тоже была несчастная любовь!
Подъесаул молча схрумкал очередной огурчик, так же молча вздохнул, встал, поправил портупею и направился к выходу. Если история повторяется, то он уже знал, что его ждёт…
Конечно, мы с вами, опытные и образованные читатели, никогда бы так не поступили. Мы бы, разумеется, в первую очередь выяснили, а куда, собственно, держит курс этот летательный аппарат? А вдруг там враги и нас просто заманили в ловушку? А так ли искренни Док и Ганс, как пытаются показать, и можно ли вообще доверять бесам, даже если один был влюблён, а с другим вместе пили? Читатель, он всегда и заранее знает всё!
К этому надо привыкнуть и воспринимать как данность. В подавляющем большинстве случаев настоящий читатель ни за что на свете не поступил бы так, как поступает вымышленный литературный герой. Может быть, именно поэтому с настоящими читателями ничего и не происходит…
— Вот нюхом чую: он где-то тут, — бормотал себе под нос абсолютно трезвый астраханский казак. Ибо с трёхсот граммов спирта свалить с ног его молодой здоровый организм было нереально при любом раскладе. Тем паче что парню свыше была дарована ярко выраженная устойчивость к крепким алкогольным напиткам. — Эй, Миллавеллор, друг обкуренный, отзовись! Куда тебя нелёгкая с косяком заныкала, где кайф за химок ловишь, куда плывёшь под парусом на паровозе, ау?! Ну не поверю я, что если мы здесь, то остроухого прохиндея оставили с самокруткой в Раю…
Дотошный подъесаул обошёл почти весь корабль инопланетников, благо, как помнится, не такой уж он и большой, однако искомого «друга» нигде не обнаружил. Я сознательно поставил это слово в кавычки, потому что такой друг, как пожилой эльф, тощий, словно кочерга, и вечно блуждающий в «стране ароматов», сам по себе был отдельным бедствием. Рахиль даже один раз назвала его «божьим наказанием», ибо подобный тип мог явиться на свет, только если Господь пребывал не в настроении…
Миллавеллор вечно втравливал наших героев в разные неприятности, впрочем, столь же активно помогая из них выпутаться, старательно приписывая все заслуги себе, вечно любимому. Хотя, помнится, у него была и другая любовь — королева Нюниэль, тоже возрастная, постоянно сопливая и чихающая толкиенистка, страдающая редким видом аллергии — на эльфов!
— Не отзывается, на свист не идёт… Ладно, по первому кругу поиски ничего не дали, пойдём по второму и сменим тактику.
Всё-таки Иван был довольно образованным мальчиком и книжки про Джеймса Бонда читал ещё в восьмилетнем возрасте. Разумеется, тайком от родителей! Они же там все поголовно педагоги, кто бы позволил ребёнку губить вкус «низкопробным чтивом»?! Но ведь всегда можно забиться в тихий уголок школьной библиотеки, делая вид, что ищешь статьи Герцена. Простите, отвлёкся! Наверное, потому, что сам так делал… Простите ещё раз.
— Закрываем глаза, держимся за стены, идём осторожно, а принюхиваемся тщательно, — бормотал себе под нос несложившийся филолог, двигаясь как слепой крот и обнюхивая все углы подряд, словно собака на таможне.
Если бы Рахиль застала его за этим трогательным занятием, то веселилась бы, наверное, до колик в пузе. Но, к