— Как хотите, гнать не буду, но и силой удерживать не могу.
— Что, уходит? — раздалось из комнатки капрала. — Жаль, хороший был парень, третий за год…
Я рассеянно кивнул и быстро вышел. Сбор вещей много времени не занял. У меня их и было-то на один маленький чемодан. Пожалуй, вполне можно успеть на двухчасовой поезд до Парижска. Когда я вышел на перрон, Эльвира уже стояла там. Да уж, похоже, новости здесь распространяются быстрее молнии архангела…
— Не уезжай.
— Как ты узнала? Опять следила?
— Да, — просто призналась она.
Я не удержался от улыбки, такое у неё было бесхитростное выражение лица. Она улыбнулась в ответ, но тут же снова нахмурилась:
— Зачем?
— Я должен уехать, я больше здесь не останусь.
Мы сели на скамейку. Оба не знали, о чём говорить дальше.
— Поезд через пятнадцать минут, мне ещё надо купить билет в кассе.
— Успеется. Посмотри, вот у меня, например, хвост простонародный, толстый, с проплешинами, и нос не пятачковый. Вот, — она гордо повернулась в профиль, — он аристократический, почти как у тебя. Местный маркиз отметился по всей округе когда-то, и нос мне, видимо, достался от прабабушки. А теперь ты.
— Что — я?
— Расскажи всё. Обещаю, что ни слова не просочится на страницы нашей газеты.
— Почему нет? — Я пожал плечами и расслабился. — Но это очень короткий рассказ.
— Вот и уложишься до поезда.
Я уложился в пять минут. Полицейские умеют говорить коротко, сжато и по существу. Эльвира слушала молча. Когда я закончил, она лишь напряжённо сжала губы. Значит, и она не верила мне ни на йоту. Мне ничего не оставалось, как встать со скамьи.
— Мне пора.
— И что, ты как трус всё бросишь и уедешь? А как же дети, все жители нашего города?
— Комиссар считает всё произошедшее случайностью.
— А как считаешь ты?
— Почему ваш городок так странно называется, Мокрые Псы? — вместо ответа спросил я.
— Это старая легенда. — Она пожала плечами. — Давным-давно здесь в каменоломнях среди других рабов трудился один чёрт. Его называли Мокрый Пёс. За его патологическую трусость. Пятнадцать лет он дробил камни и таскал их в деревянной тележке. И все пятнадцать лет надсмотрщики измывались над ним больше, чем над остальными. Не знаю уж, что в нём им так не нравилось. Но как бы то ни было, в конце концов он не выдержал, разозлился на своих угнетателей и в нахлынувшем на него бесстрашии разметал всех и освободил рабов. Потом его выбрали правителем города, и, когда он на пятом году правления погиб от случайной чёрной стрелы, из него сделали чучело, которое теперь стоит у нас в музее. Знаешь, а ты на него похож…
Похож на чучело трусливого местного псевдогероя? Отлично, просто отлично. Вот, значит, как она обо мне думает…
— Ну что, ты в кассу?
— Нет, я останусь. Пока не найду виновного. — Я даже не успел опомниться, как она бросилась мне на шею, быстро поцеловала в щёку и, не оборачиваясь, убежала вниз по аллее.
Когда я вернулся в участок, шеф всё так же сидел за своим столом. На моё возвращение он отреагировал задумчивым наклоном старых рогов и сказал:
— Это писал кто-то один и тот же, но разными пастами.
— Вы уверены? — наклонился я.
— У нас матери не носят в сумках ручки с зелёной пастой, вообще, редкая сельская женщина имеет привычку таскать в сумке ручку. А на собрании они обычно расписываются одним пером. Тот, кто писал эту подделку, специально пользовался разными пастами, надеясь нас обмануть, что и почерк разный. К тому же мадам Карякуль и мадемуазель Куркуль никогда не подпишут один и тот же документ. Они старые соседки, люто ненавидят друг друга и пребывают в вечной вражде. Преступник этого не учёл.
— Вы думаете всё же, что мы имеем дело с преступником, а не с обычным клеветником?
— Возможно, друг мой, вполне возможно. Я не дам вам ордера на арест сантехника, но побеседовать с ним стоит. Капрал Флевретти, вы вызвали подозреваемого?
— Обещался быть с минуты на минуту, месье! Я звонил ему, сказал, что у нас в участке прорыв канализации…
— Отлично, не придётся топтаться по улице.
Я удовлетворённо расправил плечи. Но, увы, забегая вперёд, скажу, что допрос сантехника ничего не дал. Он на самом деле заходил на пять минут в детский сад, но не на кухню, а к директору, расписывался в ведомости оплаты за экстренный ремонт трубы в котельной. К тому же во время праздника юбок он вообще отсутствовал в городе. Комиссар развёл руками, никаких улик на честного работягу у нас не было. Остаток дня пришлось посвятить отчётам, писанины у нас хватает.
Вечером, когда я вернулся в гостиницу и уже поднимался по лестнице в свой номер, меня окликнули.
— Месье Брадзинский, это вам. — Пожилая нимфа на рецепции протягивала мне письмо.
Удивлённо обернувшись, я взял конверт. На нём было только моё имя, отпечатанное на машинке. У меня засосало под ложечкой в остром предчувствии чего-то нехорошего.
— Кто его принёс?
— Не знаю, просунули под дверь.
С как можно более беспечной улыбкой поблагодарив любезную женщину, я открыл конверт. «Вы слишком далеко зашли, Ирджи Брадзинский. Если хотите снова увидеть вашу подружку, приходите в заброшенную шахту сегодня в десять вечера. Само собой, один и без оружия. Если условия не будут соблюдены, пеняйте на себя». Письмо было составлено из букв, вырезанных из газеты. Я сразу узнал готический шрифт «Дьявольских вестей Дог'ре». Ноги сами развернули меня к выходу.
— Что-то важное? — спросила вслед любопытная администраторша.
— Да, тётя оставила мне яхту в наследство. Нужно срочно утвердить на неё права.
Быстрым шагом я направился в полицию. Перекинувшись парой фраз с вечно дежурящим капралом (комиссар уже ушёл домой), я сообщил, что хочу посидеть над материалами дела, и углубился в бумаги.
В моих отчётах должны быть какие-то зацепки, улики, связующие моменты, мимо которых я прошёл не заметив. А кто-то заметил. И решил нанести упреждающий удар. Этот кто-то знал, что я собираюсь уехать, знал, что я вернулся, знал, что мы общаемся с Эльвирой, он знал обо мне — всё!
И я узнаю о нём всё, сегодня же вечером. Конечно, идти туда одному, никому не сказав, глупо, но кому теперь здесь можно доверять? Ни к комиссару, ни к капралу обращаться я не рискнул, это было слишком опасно, а больше я никого толком узнать не успел. Разве что двинуть напрямую к мэру.
— Вы так себе все глаза протрёте, месье. Сколько можно перечитывать одно и то же? Идите-ка лучше жахните кружечку пива в пабе. Кажись, вам там понравилось вчера, — подмигнул заглянувший ко мне Флевретти.
Проблема маленького городка, ничто ни