Я ощущал, что действительно счастлив, когда неприятель бежит, а в нашей власти оказывается очередной переулок города. С моими восторженными чувствами совершенно не считались жители Мэндома — их наши игрища буквально выводили из себя, в особенности если сражение разворачивалось далеко за полночь. Вели мы себя слишком шумно и никому не давали спать. Пару раз меня даже окатили помоями. А «вояк» из моей армии таскали за уши, отвешивали им подзатыльники, давали пинки. Подобные унижения вызывали во мне жгучую ярость и желание отомстить за поруганную честь моего маленького воинства.
Отрочество мое было временем вполне беспечным, но наполненным высоким смыслом — оно олицетворяет для меня сейчас вхождение во взрослую жизнь. Именно тогда ко мне пришло осознание того, кто Я такой и как мне следует вести себя с окружающими простыми людьми.
Юность. Пора бурного веселья — светлого эля и девичьих объятий. Пожалуй, элем тогда я увлекался чрезмерно, да и красоток, побывавших в моей постели, было не сосчитать. Если уж говорить откровенно, то в постели милые крошки оказывались весьма нечасто. Зато они бывали у меня в открытом поле, в лесу за торговым трактом (на тех самых бревнах, где мы когда-то играли с приятелями в карты и кости), на лестнице одного старого дома (замок на двери был сбит, здесь давным-давно никто не жил), на многочисленных чердаках, за замковой кузницей (ах, Грета, светловолосая дочка герцогини Гадсмита, где ты сейчас?), на крыше кузницы, когда темнело, и даже в самой кузнице, если там отсутствовал кузнец — здоровенный глухонемой мужик по имени Герасим.
Кузнец умел говорить только два слова: «Поддай жару!» Люди болтали про него, что, дескать, когда-то давно Герасим утопил собачку. Я же всегда был уверен, что это неправда. Народ любит придумывать всякие истории про тех, кто вызывает у них неуютное чувство. О Герасиме же всем вокруг так и хотелось присочинить какую-нибудь байку, потому что физиономия у него была самая что ни на есть зверская.
Именно тогда, в юности, я впервые почувствовал в себе склонность к борьбе за справедливость и убийству отъявленных мерзавцев. И, надо сказать, весьма преуспел в этом важном, принципиальном для меня деле.
В общем, юность моя, так же как и отрочество, была временем в высшей степени счастливым… За многими простыми радостями, такими, как светлый эль, девичьи объятия и убийства отъявленных мерзавцев, я и сам не заметил, как произошло мое становление, укрепился мой характер и закалился дух.
Черный период жизни. Смерть отца. Я лишен наследства, изгнан Фаиром из Центрального королевства, живу прихлебателем при дворе родных братьев. Участь бедного родственника начинает меня все сильнее тяготить. Наконец, я прихожу к мысли, что подобное существование неприемлемо для принца крови, и отправляюсь искать лучшую долю…
Торговый тракт Гадсмита. Я мчусь на вороном скакуне к купеческому обозу, а позади, обнажив мечи, несутся во весь опор головорезы из моей шайки. Эх и лихое было время! Я вел себя так, словно искал смерти. А все потому, что на какое-то время утратил себя самого. Не найдя места в изменчивом мире, я, рисковал каждый день головой и тем не менее оставался в живых. Наверное, высшие силы берегли меня для великих дел, со мной была моя удача и мое предназначение, моя значимость для судьбы великой Белирии.
А вот разбойники из моей шайки почему-то, напротив, гибли толпами. Нередко после очередного набега от отряда оставалось не больше десяти человек. Правда, шайка моя вскоре пополнялась, но вечно так продолжаться не могло. Благодаря — высокой смертности среди моих людей я довольно быстро снискал дурную славу. Многие, например, считали, что я вовсе и не человек. Наверное, всему виной была моя необыкновенная удача, то, что я был практически неуязвим, чудесным образом избегая любой смертельной опасности. Ну и репутация отчаянного психа, конечно, тоже заставляла разбойников разбредаться по другим, порой менее удачливым, шайкам. Слухи обо мне были, как водится, сильно преувеличены — я ведь вовсе не ненормальный, как кто-то может подумать, я тоже испытываю страх и прочие простые человеческие эмоции… Я — человек, хоть и обладаю нечеловеческой силой воли и умением решать любые вопросы.
Стерпор. Борьба за власть. Кровопролитная война. Победа. Я — король. Мне принадлежат обширные земли от самой Кривии до Северного Мерквия…
И вот уже я — жалкий калека, узник Нижних Пределов. Вырвался на свободу лишь затем, чтобы погибнуть, рухнуть в пропасть по воле гадкого, тупого карлика…
Я вспомнил, как Габриэль Савиньи принес мне взамен деревянного меча настоящий, булатной стали. Мой первый меч, выкованный Герасимом за пару часов, был лишен украшений вроде гравировки или изящных вензелей, но мне он показался самым красивым оружием на свете. На глазах у меня выступили слезы. Я смотрел на стальной клинок, на обмотанную бечевкой рукоять и не мог вымолвить ни слова — мои уста сковал восторг — это был поистине божественный дар.
— Носи оружие с честью, — сказал Габриэль Савиньи, — ты мой лучший ученик, Дарт. Я знаю, что ты будешь использовать его всегда только для правых дел.
— О да! — Я благодарно кивнул и положил руку на плечо учителя. — Ты можешь быть в этом уверен.
Я уже давно был с Габриэлем Савиньи в дружеских отношениях. Нас сблизило увлечение метательными топорами. И хотя я все больше внимания уделял мечу и все меньше топорам, время от времени мы с ним соревновались, кидая топоры в державших деревянные щиты слуг. Мне надоедало швырять топоры довольно скоро — все же это занятие на любителя. А вот Габриэль Савиньи так любил топоры, что порой впадал в настоящее исступление. Он кидал и кидал их до тех пор, пока от щита не оставались одни обломки, а державший его слуга не падал от ужаса в обморок. Или делал вид, что упал, в надежде остаться в живых.
Мое заверение, что я намерен использовать пожалованный мне меч только для правых дел, вовсе не было пустыми словами: я давно уже подумывал о том, что как только стану обладателем настоящего меча, то немедленно совершу целый ряд благороднейших поступков.
И совершил…
Покинув фамильный замок, я отправился в жилую часть города, чтобы вступить в поединок возмездия с первым отъявленным мерзавцем на моем длинном жизненном пути. Этот