Попытки развести огонь тоже ни к чему не привели. Познания, почерпнутые на популярно-образовательных каналах вроде National Geographic или Discovery, оказались такими же бесполезными, как умение отплясывать румбу. Носок, холщевый шнурок от штанов и сухие ветки валежника никак не хотели превращаться в жаркое пламя. Натерев мозоли и перепсиховав, Валентин бросил бесполезное занятие.
Затем какое-то время плакал, свернувшись на песке в позе эмбриона.
Затем снова пошёл пить.
Волны шумели мерно и завораживающе, заглушая звуки происходящего на площади, но каким-то внутренним чутьём островитянин распознал, что на западной стороне произошла авария.
Выбрался из кустов, усевшись на самой кромке воды.
Долго и с любопытством рассматривал столкнувшиеся иномарки, суетливых комиссаров, неспешных сотрудников ДПС. Он откуда-то доподлинно знал, что происходит. Возможно, в прошлой жизни он даже был гонщиком. Или страховым агентом. Сейчас всё это потеряло малейший смысл, оставив его наедине с собой, пустынным островом и многомиллионным городом.
Вечер Валёк встретил, снова рассматривая театр, красиво подсвеченный прямо из океанских волн, скрывавших фундамент. На лице прилипла глупая пустая улыбка.
Изнывающий от голода мужчина размышлял над тем, как редко современный потребитель изучает то, с чем сталкивается каждый день. Городскую достопримечательность, вызывающую восторг туристов. Или жену, или верную машину, коллегу по работе или собственную ладонь. А ведь до попадания на этот проклятый остров он и представить не мог, что на входе Оперного стоят двенадцать центральных колонн квадратного сечения…
Ночь опустилась тихо и незаметно, Валёк задремал наяву.
Улицы опустели, как и площадь. От памятника разбрелись последние стайки молодёжи, поредел поток машин, перестали ходить троллейбусы, закрылось метро. А он всё сидел на песке, погружённый в странный транс, стеклянными глазами наблюдая за городом, который считал родным…
Компания из четырёх подвыпивших парней вырулила из-за музея, нахально пересекая Красный проспект и пустую площадь по диагонали. Сперва Валёк подумывал даже броситься им навстречу, так близко оказались прохожие. Но вспомнил предыдущие попытки и только обречённо застонал.
Когда компания достигла границы острова, очертания молодых людей расплылись. В следующий раз парни обрели плоть уже напротив памятника Ленину. Выбрались из океана, как пушкинские богатыри.
А затем все четверо щедро помочились прямо на постамент монумента. С хохотом, которого Валёк не слышал, с шутками и дружескими подколками. Разбили о мраморный пьедестал пустую бутылку из-под пива. И, пошатываясь, удалились в ночь, продолжая жизнерадостно хохотать и хлопать друг друга по плечам… Дети города. Дети цивилизации. Отпрыски культуры, которой должна завидовать глубинка. Поколение россиян, узнающих героев отечественного спорта — хоккеистов, гимнастов, биатлонистов, — исключительно по рекламным роликам кофе, пены для бритья и дезодорантов.
Валёк хотел снова заплакать, с болезненной остротой ощутив безысходность своего состояния. Но не смог. Повалился на бок, поглубже зарываясь в ещё тёплый песок, и заснул. Если спасение не придёт, завтра он попробует покончить жизнь самоубийством…
* * *
Утром мысль о самоубийстве показалась крамольной и беспредельно греховной.
Признать, что у него просто не хватит на это духа, Валентин не мог. Напившись и согревшись на утреннем солнце, он снова попробовал изловить чайку-голубя.
Подкрадывался к гулявшим по берегу, устраивал засады, швырялся поленьями и мелкими камнями. С тем же успехом он мог пытаться поймать собственную тень. Чайки, издеваясь над островитянином, умело уворачивались от камней и палок, тут же покидая тропический мирок и меняя оперение.
Валёк выл и кусал губы. Лупил палкой стволы пальм, но приступы ярости лишь отнимали силы, и он проваливался в обмороки.
* * *
Затем он равнодушно сидел перед мэрией.
Наблюдал, как щекастые люди в дорогих костюмах командуют крепостными ямщиками, укатывая на дорогих тюнингованных машинах. Видел, как люди в дорогих костюмах, но ещё не столь мордастые, о чём-то общаются у порога городской администрации. Как садятся в машины, передавая друг другу тугие свёртки, как величественно курят и обсуждают важные дела.
Устав шпионить, Валёк переходил в другую часть острова. Чтобы хоть как-то разнообразить день, пытался спать или рассматривать кусты. Но буйная зелень резала глаза, и Валентин против воли снова поворачивался к серым зданиям, ярким рекламным баннерам и шумным улицам.
Смотрел на роллеров и велосипедистов; толкущихся на остановках карманников и неторопливых полицейских; неунывающих студентов и забитый жизнью офисный планктон, спешащий на бизнес-ланч в «Ростикс».
От голода сводило желудок и кружило голову. Едва заметив, как кто-то из новосибирцев начинает прямо на улице есть хот-дог, кусок пиццы или обычные сухарики, Валентин стонал и перебегал на противоположную сторону островка. А сколько еды его земляки выбрасывали в мусор?! Недоеденные бутерброды, ополовиненные пачки чипсов, огрызки шоколадок, недопитый лимонад и кофе. Валентин скрежетал зубами, проклиная людей, которых искренне любил ещё пару дней назад. Или пять? Сколько он на острове? Сколько протянет ещё?..
Шум, которого Валентин не слышал; выхлопные газы, которых он не ощущал; запахи еды, визг шин, броуновская суета городских жителей — весь этот дичайший карнавал окружал его, подобно иллюзорному водовороту, мучающему молчаливыми красками, но не способному утопить…
Иногда на сознание находило что-то агрессивное и светлое, как вспышка спички в кромешной тьме. Тогда он вскакивал, бегая вдоль воды и размахивая руками. Мочился уже не скрываясь, демонстративно помахивая членом проходящим мимо девушкам и женщинам. Что-то хрипло кричал, что-то бормотал. В какой-то момент вообще обнаружил себя без одежды (нашёл её раскиданной по острову, собрал и стыдливо оделся). Когда спички сознания гасли, снова наваливались голод и бездонная душевная пустота…
Память (сука!) принципиально отказывалась возвращаться. Имя, предположительный род занятий и город, в котором родился и жил — вот и всё, что поселившийся на острове мужчина знал о себе наверняка. Вот и всё богатство современного человека, повод для гордости и хвастовства…
* * *
В следующую ночь Валёк тоже почти не спал.
Равнодушно наблюдал за ночным городом, красивым и опасным.
Стал свидетелем ещё одной аварии, страшной и кровавой. В начале второго (как сообщали часы на мэрии) на огромной скорости на пустынном проспекте в лобовой атаке сошлись «Порш Каен» и «Мицубиши Лэнсер».
Хозяева своих жизней, хозяева его города, водители легковых машин отдавали себя Новосибирску в жертву, сжигая себя быстро и красиво, в то время как Валёк был обречён на медленное и болезненное затухание. Прибой окрасился густым и красным, когда спасатели выковыривали с передних сидений фарш, оставшийся от лихачей и их пассажиров.
Вдруг поймав себя на мысли, что с удовольствием зажарил бы эти ошмётки, Валёк ушёл на другую сторону рощи…
Там через несколько часов он наблюдал за преступлением. Девушка явно припозднилась, бывает такое в жизни. И хоть шла отнюдь не по