Если сказать проще – такой лаборатории у Владимира Сергеевича до сего момента еще не было. Омрачало его работу там лишь регулярное присутствие Оверчука, которого Владимир Сергеевич не переносил даже на дух, подозревая в нем глубокую душевную мерзость. Впрочем, Оверчук и сам на глаза Дегтяреву не лез, появляясь на территории лаборатории не чаще чем пару раз в неделю и ненадолго, лишь приглядывая за ней вполглаза. У него и других дел хватало. Так что рабочий процесс последние несколько лет шел спокойно.
Еще смущало то, что частная компания взялась за работу с малоизученными вирусами в черте города, не ставя, естественно, об этом никого в известность. Владимир Сергеевич знал, с какими мерами предосторожности работают те же военные биологи – его однокашник Кирилл Гордеев возглавлял такую закрытую военную лабораторию по разработке вакцин. Здесь ничего похожего на их меры безопасности не наблюдалось. Сам Оверчук уверял, что залог безопасности – привлекать как можно меньше внимания. Впрочем, работать с опасными культурами здесь тоже никто не собирался, так что слишком сильно об этом Дегтярев не задумывался. К тому же «Фармкор» единым махом подписал контракте Владимиром Сергеевичем чуть ли не на пожизненную занятость, положил ему поистине царскую зарплату, а недавно посодействовал с получением льготного, почти беспроцентного кредита на покупку квартиры.
В результате семья Дегтяревых въехала в новенький, если и не элитный, то вполне соответствующий понятию «бизнес-класс», дом неподалеку от метро «Университет», а старая их квартира была довольно удачно продана, обеспечив маму сестер, Алину Александровну, свободными средствами на покупку мебели. Казалось, наступило благоденствие.
Однако та пылкая речь, которую сейчас произносила Ксения перед младшей сестрой, не была хвалой Дегтяреву-отцу за их улучшившуюся жизнь. Ксения открыла, что вирусологи проводят опыты на животных. Не то чтобы она не знала этого раньше, но Владимир Сергеевич больше работал «в поле», и заражали животных его коллеги. Теперь же Владимир Сергеевич стал работать в лаборатории. И однажды вечером старшая дочь задала ему как бы между делом вопрос:
– Па, а вы каких животных используете? Ну в смысле для опытов?
Погруженный в свои мысли Дегтярев, даже не осознав истинного смысла вопроса, машинально ответил, что, естественно, полный набор – от крыс до обезьян. Разговор развития не получил, но Ксения мгновенно заклеймила родителя как «живодера» и «вивисектора». К тому же она имела неосторожность поделиться новым знанием со своими друзьями с факультета, по разным причинам разделявшими ее взгляды на проблему защиты прав животных. В результате вокруг Ксении образовался эдакий круг единомышленников, который не давал утихнуть страстям вокруг «живодерства» Владимира Сергеевича.
Ксения даже почти перестала разговаривать с отцом, за исключением тех случаев, когда ей нужны были деньги, в которых мать ее ограничивала. Но Владимир Сергеевич, трудоголик в тяжелой стадии этого уважаемого заболевания, судя по его поведению, этого даже и не заметил, тем самым лишая дочь возможности ответить ему гневной отповедью на вопрос: «Ксенечка, а что случилось?» Теперь в роли папиного адвоката выступала сестра.
– Как ты можешь его оправдывать? Он ставит опыты на животных! Ты это понимаешь? Это все равно как если бы он ставил опыты на Барсике или на Мишке! – Так звали кота и собаку. – Их ты любишь? Ведь любишь? Ты бы отдала их папочке, чтобы он заразил их какой-нибудь чумой и смотрел, что из этого получится?
– Во-первых, отец их сам любит. Барсик вообще у него на подушке спит. Не у тебя, а у него, кстати. Во-вторых, тебе известен какой-нибудь другой способ испытывать лекарства? Насколько я слышала, такого еще не придумали…
– Вот пусть и занимаются сначала изобретением способа, а потом своими диссертациями!
Аня хмыкнула:
– Мне кажется, отец защитил все возможные диссертации уже лет десять назад. Или больше?
– Значит, помогает другим защищать, своим подельникам!
– А ты хоть знаешь, чем они занимаются?
– Не знаю и знать не хочу! – отмахнулась Ксения. – Мне достаточно того, что они мучают животных в своей лаборатории.
Аня пожала плечами, как будто говоря: «Что с дураками разговаривать», но все же сказала:
– Насколько я знаю, они занимаются возможностью сохранения организма в длительных космических полетах без замораживания. И вообще выживанием в экстремальных условиях. Типа попал в Антарктиду – замерз. Перевезли тебя в тепло – сам отмерз и дальше пошел. Еще куда-то попал – и опять с тобой ни фига не случилось. Что-то отключилось в организме, а потом включилось, когда надо.
Ксения фыркнула и уставилась на сестру, уперев руки в бока.
– И откуда же ты этого набралась, Курникова? Тренер рассказал?
– Я в записи отца посмотрела, – невозмутимо ответила сестра. – Они у него все на столе лежат. Он статью или книгу пишет о своей работе. Возьми сама и почитай.
– И ты хочешь сказать, что все поняла? У тебя по биологии что в полугодии было? – добавив в голос столько сарказма, сколько получилось, спросила Ксения.
– Я вступление поняла, – пожала плечами Аня. – Хочешь понять остальное – читай сама, ты – умная, ты – отличница, про защиту животных скоро в телевизор попадешь. Вот иди в таком случае – и читай. Типа журналистское расследование.
– Откуда к тебе это «типа» прицепилось? – съехидничала Ксения. – От твоих дружков-спортсменов дебильных?
– Нет, из книжек, которые выпускники журфака пишут. Кстати, что такое «фак», я знаю. А вот «жур» что значит? – с притворной заинтересованностью спросила Аня.
– Ты до этого пока не доросла.
– Ну не доросла так не доросла, – легко согласилась младшая. – Мне пора.
Аня вышла из кухни, подхватила с пола в прихожей свою теннисную сумку, согнав с нее разомлевшего кота, и вышла в холл. Когда она подошла к двери, зазвонил телефон связи с охраной. Аня проигнорировала звонок, лишь обернулась вглубь квартиры и крикнула:
– Отличница! Остальные защитники прав крыс к тебе пожаловали! – и вышла за дверь.
С «защитниками» она столкнулась, выходя из лифта. «Защитников» было четверо – одна девушка и трое ребят. Девушка Маргарита и двое ребят учились с Ксенией на одном отделении факультета журналистики. Третьим был старший брат Маргариты – Семен. Впрочем, маленький и тщедушный Семен в очках в толстой квадратной пластиковой оправе, как у музыканта Моби, совершенно не шедшей к его худому остренькому личику, выглядел намного младше своей сестры. Маргарита была полновата, к тому же неудачно полновата – целлюлитные бедра образовывали «уши», которые она пыталась затолкать в слишком тесные черные брюки. Брюки «уши» не