На виртуальных мониторах отчет статуса систем цвел погребальным узором алых индикаторов, - внешние датчики срезало как бритвой, и лишь бронированные кожухи, за которыми скрывались основные сканирующие комплексы, еще держались, принимая на себя удары осколков.
«Хоплит» пошатнулся, но не упал.
Иван, не в силах оставаться вне полыхающего вокруг боя, мысленным усилием включился в цепи управления серв-машины.
…
Он больше не пытался абстрагироваться от «Хоплита».
Эффект оказался мгновенным, потрясающим, рассудок тут же наполнился совершенно новой для него гаммой ощущений, которые не несли фантомного травматизма, как оказалось в момент гибели «Нибелунга», напротив, он вдруг испытал перерождение: кристальная ясность мышления, иное видение окружающего мира, спокойное осознание собственных возможностей, мгновенный расчет каждого совершаемого действия, - непередаваемый, не подающийся точному описанию ритм боя, когда рассудок человека и модуль «Одиночка» внезапно начинают осознавать себя, как единое целое.
Стопроцентный нейросенсорный контакт.
Пилотами не рождаются, ими становятся, однажды и навсегда, в момент наивысшего напряжения, когда натужный вой сервоприводов вдруг вызывает рефлекторное сокращение мышц, а гулкая вибрация поврежденного двигателя точной наводки орудия натягивает нервы, грозя порвать их за секунду до выстрела…
Он больше не видел сплошной стены разрывов, комья барабанящей по броне земли, воспринимались как удары по собственному телу, но расширившееся восприятие не концентрировалось на несущественных ощущениях, - Иван сумел сконцентрировать внимание на кораблях инсектов: непосредственное влияние сенсорных систем на зрительный нерв оказалось намного острее, чем любая, самая подробная модель, построенная в сфере голографического монитора.
Он видел их, не смотря на дым, тонны поднятой в воздух земли и яркую засветку от множества полыхающих вокруг разрывов.
Шаг назад…
Вибрирующая работа поворотной платформы, тихое напряженное гудение электромагнитных фиксаторов, удерживающих приподнявшуюся рубку в заданном положении, едва ощутимое движение подвесного орудия правого борта и…
Залп.
Пятитактовая очередь восьмидесятимиллиметровой спаренной установки, две зримые снарядные трассы, точечные вспышки разрывов осыпавших борт корабля инсектов, клочья черной органической брони, разлетающиеся как размягченное температурой вулканическое стекло, и среди этих мгновенных ощущений - блеск обнажившегося металла, на котором тут же фиксируется внимание кибернетической системы.
Левое орудие резко приподнимается, разряжаясь с утробным воем, мимо рубки, наискось, отлетает выброшенный лоток израсходованной обоймы, гулко вибрируют боевые эскалаторы перезарядки, но эти ощущения внезапно становятся фоном, скользят по периферии сознания; взгляд Ивана молниеносно следует за выпущенными снарядами в точку попадания, где с тяжким грохотом разрывов сминается, крошится металлокерамический сплав пусковых шахт ракетных комплексов.
Эбеново-черный корабль, похожий на парящую в воздухе кисть руки, вдруг начинает крениться, приподнимая искалеченный нос, из трех перпендикулярно расположенных относительно корпуса «выростов» тщетно вырываются струи холодного пламени, - центр тяжести критически сместился и чужеродному кораблю уже не удержаться в режиме горизонтального парения…
Иван успел отчетливо рассмотреть, как в глянцевитой броне открываются похожие на безгубые рты щели, и оттуда, словно муравьи, начинаются сыпаться крошечные фигурки инсектов. Их сотни, они падают с небольшой высоты, не разбиваясь, тут же стремительно начиная удирать от места падения, куда после отчаянной, но бесполезной борьбы грузно оседает масса подбитого корабля.
По субъективным ощущениям бой растягивается в вечность, но в действительности прошло не более минуты с того момента, как Дорохов разговаривал с Лагутиным.
В поле бокового зрения внезапно попадают древние, покрытые окислами конструкции, за которыми царит вязкая тьма, - это покосившаяся рама рухнувших створов, некогда запиравших проход в недра цокольного этажа.
Все…
Вырвались.
«Хоплит» разворачивается, разгоняя мрак, включаются два уцелевших прожектора.
Еще шаг и Иван начинает ощущать, как тяжкая поступь серв-машины переходит в подчинение его воле: Лагутин, как и обещал, отключил дистанционное управление.
Дорохов не прерывая нейросенсорного контакта, на миг остановил «Хоплита».
Он понимал, что минута боя полностью переродила его сознание, и, прежде чем двигаться дальше, вглубь мрачной древней постройки он, не напрягаясь, как прежде, мысленно спросил, не заметив, сколь естественно, по-человечески тепло , сформировал его разум запрос кибернетической системе серв-машины:
Я знаю, у тебя есть имя?
Нет. Есть только серийное название модели.
Назови его.
«Беатрис». СИИНТ[10] «Беатрис27».
Красивое имя. Позволь, я буду называть тебя просто - Беат?
Конечно…
Кому-то это могло показаться абсурдом, излишеством, но Иван, понимал - все гораздо сложнее. Она осознавала факт собственного бытия, и имела право, на адекватное обращение.
* * *Два часа они, не останавливаясь, углублялись в недра древнего цоколя, прежде чем «Хоплит» Лагутина остановился, поджав ступоходы.
- Все, Иван, - раздалось в коммуникаторе. - Дальше прохода нет.
Дорохов едва ощущал собственное тело. Мышцы затекли, страховочные ремни пилот-ложемента врезались в грудь, но он мысленно отогнал болезненные симптомы. Если он измотан то какого сейчас приходиться Илье Андреевичу?
Амортизационные дуги с тихим шелестом втянулись в основание сложного противоперегрузочного механизма, и он встал.
- Следи за обстановкой, Беат.
- Можешь рассчитывать на меня, Иван.
Человеческие фразы. В них еще сквозила некоторая сухость, напряженность в формулировках, но кибернетическая система уже достаточно взяла от его рассудка, чтобы начать следующий этап саморазвития. Для нее Иван являлся не просто пилотом, - он стал единственным человеком, который отныне и навсегда будет для нее символом нового восприятия окружающего мира, потому как нейросенсорный контакт предполагает взаимный обмен данными, - он почувствовал себя частью многотонной серв-машины, а она заглянула в рассудок Дорохова, как губка впитала его мысли, ощущения, порывы…
Теперь «Одиночка» стремительно обрабатывала полученную информацию, формируя иной взгляд на окружающую данность, чуть менее отрешенный чем ранее…
…
Свет прожекторов разгонял мрак, бросал на стены древнего сооружения длинные тени двух человек, покинувших серв-машины.
Вопреки ожиданию лицо Лагутина утратило смертельную бледность, он выглядел гораздо лучше, чем в тот момент, когда Иван передавал ему кодон активации.
Дорохов, еще не до конца узнавший всех возможностей бортовых систем «Хоплита», удивленно посмотрел на Илью Андреевича.
- Все нормально. Модуль поддержания жизни постарался.
- На «Тайфунах» такого нет. - Ответил ему Иван.
- Серв-машина в корне отличается от других видов техники. - Пояснил Лагутин, придирчиво осматривая выщербленную, посеченную осколками броню. - Здесь предел живучести не лимитирован. Насильственное поддержание жизни не перегиб, а норма.
- Почему?
- Подумай сам. Пилот аэрокосмического истребителя всегда находиться неподалеку от базового корабля. Даже если подбили - пилот-ложемент автоматически замыкается в кокон спасательной капсулы, у которой одна программа: доставить тебя на борт носителя, в госпитальный отсек, верно?
- Допустим. - Кивнул Иван.
- Иное дело серв-соединения. Нам не положено умирать. - Усмехнулся Лагутин. - Корабль высадки может быть уничтожен. А «Одиночка» без человека, - жестокий боец. За все приходится платить, Иван. И за сверхэффективность тоже. Ты можешь состариться на несколько лет за пару часов техногенного боя, но будешь жив, либо погибнешь вместе со своей машиной, третьего не дано. Галактическая война научила этому железному правилу.
Дорохов кивнул, осматриваясь.
Тупиковое помещение имело несколько выходов, рассчитанных под рост человека.
Вокруг признаки векового запустения, сырость на стенах, плесень, бурые лишайники, осклизлый пол,