Нетрудно догадаться, что в ту, первую ночь, когда Лепетова едва живого после реанимации внесли в тесную конуру и швырнули на жесткий пластиковый топчан с вонючей кучей тряпья в изголовье, ему было не до экспериментов с дверью. Единственное, на что хватило сил у Олега, – это столкнуть на пол сомнительную, дурно пахнущую ветошь. Затем он вытянулся на жестком топчане и застыл, словно мумия, хотя внутри все сотрясалось от холода и запоздалой боли…
Ночь казалась кошмарной и бесконечной.
Олег лежал в синеватом сумраке (такое освещение создавали несколько дежурных ламп, укрепленных под сводами квадратного колодца) и мучительно сотрясался от внутреннего холода, вызванного скверным выходом из состояния низкотемпературного сна. Он непроизвольно слушал тишину, в которой звучало монотонное эхо шагов, да изредка раздавались едва слышные голоса.
Шаги, очевидно, принадлежали патрулировавшим балконы киборгам. Их звук был четким, ритмичным. Каждая из пятнадцати балюстрад в точности повторяла предыдущую и была сварена из листов рифленого листового железа сантиметровой толщины. Шаги на таком покрытии вызывали гулкий, вибрирующий звук.
Сознание Олега то проваливалось в зыбкую пучину дремы, то опять прояснялось, когда очередной приступ внутреннего озноба начинал слишком сильно терзать его плоть.
Если разбираться беспристрастно, то он не очень хорошо понимал, куда его занесла злая, капризная судьба. Единственное, что осознавал Лепетов, – это то, что он находится в заключении, но он не знал ни местоположения тюрьмы, ни каких-то ее особенностей, а вывод насчет киборгов пришел сам собой – когда его несли в камеру, он на несколько минут очнулся и успел разглядеть неживые, застывшие, будто маска, черты лица следовавшего поодаль охранника.
То, что у конвоира было лицо женщины, нисколько не затронуло Олега. За время войны он повидал немало разных моделей машин, в том числе и биологических. Киборг, он и есть киборг – у него просто не может быть ни признаков половой принадлежности, ни каких-то иных отличий. Машина. А какую личину натянули на этот кибернетический механизм, роли не играло.
В ту ночь Олег действительно не размышлял над своей судьбой, кинувшей его неизвестно куда в качестве заключенного, – на это не было сил, ни физических, ни моральных. Мысли казались рваными, больными, как и тело, содрогающееся от холода, покрытое липким потом и удушенное постоянными спазмами, стремящимися вывернуть наизнанку пустой желудок.
Единственно, что получалось у него совершенно непроизвольно, – это слушать.
В какие-то моменты ему даже удавалось отрешиться от своих мерзостных ощущений и сосредоточиться на звуках.
Шаги, которые слышались четче других, медленно двигались в его сторону. Интервал между ними был равномерный. Звук все усиливался, пока на дверь его камеры не наползла смутная тень. Еще секунда, и в поле зрения Олега появился охранник.
Им действительно оказался киборг с застывшими чертами миловидного женского лица. В остальном эта машина не отличалась оригинальностью: тело заковано в камуфлированную броню, ремень импульсной винтовки перекинут через плечо, на запястье правой руки петля с болтающейся резиновой дубинкой.
Киборг дошел до тупика, остановился, повернулся на каблуках и, не сбиваясь с ритма шагов, двинулся обратно.
Шаги слышались все глуше и глуше, из чего Олег чисто машинально сделал вывод – охранников на каждом балконе всего двое.
Глава 2
Утро, если так можно обозначить чисто условный рассвет на борту космической станции, началось с того, что под потолком вертикального квадратного колодца ярко вспыхнули режущие
