— Ладно уж, кобель хренов, доблестный жеребец-производитель, сиди себе. Кого ты обмануть собираешься? Тебе, как вижу, на самом деле это сейчас нужно точно так же, как и мне. То есть — никак.
Конан снова рассмеялся, покачав головой:
— Ты, смотрю, тоже — реалистка. Твоя правда — у меня сейчас другие приоритеты.
— Вот как? У тебя есть и «приоритеты»?! И какие же это, интересно узнать?
— В первую очередь я собирался выяснить, нужны ли ещё многомудрому султану Мехмету Шестому и его верноподданнейшему вазиру Бетани-беку, наёмники, или они уже и сами разобрались с не то — монстром, не то — магом из-под горы.
— А-а, так вот зачем ты здесь… — разочарования в тоне не уловили бы только цикады, так и не утихомирившие своего ночного треска-сверчания, — Ну правильно. Слава о тебе обгоняет даже песчаные бури. Да, такой как ты, мог бы, вот именно, попытаться.
— В-смысле — такой как я?
— Самоуверенный. Здоровый. Избалованный собственными победами, и поэтому свято верящий в свою непобедимость. Словом — тупой, но сильный баран!
— Ты обещала.
— Извини — вырвалось! Больше ругаться не буду. Собственно, я о тебе забочусь — пытаюсь тебе, горилла ты перекачанная, доказать, что деньги трупу ни к чему.
Конан позволил себе ещё поухмыляться с долей самоиронии:
— Я не качался. Это, — он поиграл мышцами могучей груди, — получилось само по себе. Оно — просто следствие того образа жизни, который я веду.
— Ах, вот как. — она даже не давала себе труда скрыть иронию в тоне, — А остепениться ты не пробовал? Жениться, там, на какой-нибудь царице. Принцессе… Ну, или дочери богатого купца? Были же, насколько я слышала, возможности?
— Были. Всё верно. — Конан почуял, как невольно заиграли снова под кожей щёк желваки, — Но — это было бы… скучно. Слишком постно. Пресно. Словом — не для меня!
— А-а, так ты — любитель внести в свою жизнь «перчика» приключений?
— Точно. И — не забывай! — кровавых схваток не на жизнь, а насмерть. И путешествий. И знакомств с новыми людьми. Не назову, конечно, вот конкретно наше — оригинальным, но — тоже годится. В качестве очередного дорожного «приключения». Впрочем — малоприятного. И ничем особо интересным не выделившимся. Разве что — задушевной беседой. Впрочем, я обратил внимание, и вполне заценил твою попытку уйти от темы.
Так — что? Убит уже колдун-монстр?
— Нет.
— И… Много уже жертв среди «мирного населения», а проще говоря — народа?
— Много. — чёрные глаза почему-то стали ещё черней, и выражение иронии и презрения из них почему-то пропало, как и из голоса, — Погибло не меньше тысячи человек. И ещё — более семиста мужчин из разных сёл и деревень утащено монстрами вниз, на «преображение». И это — только за последние три месяца. Твари не щадят при набеге на поселения ни женщин ни детей — их они убивают прямо на месте. Даже маленьких мальчиков не оставляют в живых, хотя… Я слышала, что некоторых убитых женщин и детей тоже… Забирают. А вообще их интересуют только юноши, да мужчины: взрослые, и крепкие. Те, из которых прямо сейчас получатся уже взрослые и крепкие воины-ящеры. Таких только в нашей деревне набралось не меньше тридцати!..
— Так твою деревню…
— Да. Да… — тут, как ни странно, в глазах столь мужественной и воинственной женщины проступили слёзы, ярко заблестевшие в огне костерка, куда Конан снова подбросил дров, и она даже отвернулась, очевидно устыдившись такого проявления чувств.
— У тебя… Убили кого-то из близких. — Конан сразу понял это, — Семью?
— Да. Семью. Всех. Мать, её сестру — мою тётку. Отца — он оказался на взгляд тварей слишком старым и хилым! Двух моих сестёр, младшего брата… Старшего забрали — во-всяком случае я, когда вернулась из города, его трупа не нашла.
— А что ты делала в городе?
— Ха! Что делала… — женщина криво усмехнулась, — Мы со старейшинами пытались воззвать, так сказать, к совести и чести нашего любимого Мехмета Шестого, и вымолить у него отряд воинов. Чтоб не дать тварям снова потравить наши поля, и повыкорчёвывать уже до конца остатки наших плодовых деревьев: абрикосов, персиков, яблок, миндаля… Ведь если всё это пропало бы, нам попросту нечего стало бы есть! И мы все должны были бы или умереть… Или убраться к чёртовой матери с насиженного места. А наше селение — наша родина!
— Прости. Жаль твоих родных. Но ведь погибли, наверное, не только они?
— Нет, конечно. Во всей нашей деревне не осталось ни единого живого человека. Мужчин забрали, остальных, с точки зрения их главаря не представляющих ценности — даже грудных детей в люльках! — просто убили. Я… — тут женщина прикусила губу, и ей удалось сдержать рыдание, но слёзы так и побежали по загоревшим щекам, прокладывая две блестящие в свете костра дорожки. Конан, внешне оставаясь всё так же спокоен, спросил:
— Но кто же тогда эти люди, что сейчас были с тобой?
— А, это… Это те, кто ездил со мной к султану. Делегация, так сказать. Старейшины. Хоким — ну, глава нашей деревни. Ну, и я — старейшины и жители посчитали, что у меня достаточно… красивая внешность, и меня, с разрешения родителей… — женщина замолчала, опять кусая губы. Но Конан и так всё понял:
— Они хотели предложить тебя, как дар, или взятку, в гарем султана. В обмен на войско?
— Да. — а вот теперь женщина не сдерживала громких рыданий, и не играла. Похоже, к горю за убитых родных добавилась и горечь от уязвлённого самолюбия — что не «произвела», так сказать… Слушать было тяжело.
Конан вздохнул. Но слёз и всхлипов женщины прерывать не торопился. И только когда рыдания стихли, сказал:
— Я — ты права! — беспринципный и циничный наёмник. Прожжённый прагматик и реалист. Но ещё я сейчас — самый, наверное, востребованный, и умелый воин на всю Ойкумену. Я не привык скромничать. И если я говорю, что если кто и справится с вашим монстром-магом, так это я, то, значит, скорее всего, так оно и есть. То есть, по-идее, вам с вашими старейшинами нужно было не нападать на меня, а наоборот — всячески способствовать. Успеху моей миссии. Какого же… э-э… Неграла?!
— Но Конан! Мы же не знали, что это — ты! Мы думали — обычный путник.
— А за каким, Бэл его задери, чёртом, вам нападать на «обычных путников»?
— Ну как — за каким?! Во-первых, отобрать его припасы. А во-вторых, привлечь хоть так внимание сволоча Мехмета к нашей деревне! Ведь мы собирались, как уже делали, оставить такие следы, будто тебя растерзали порасплодившиеся и поразбежавшиеся на всю округу — твари-ящеры!
— То есть, вы наивно полагали, что ваш Мехмет Шестой заморочится уничтожением тварей лишь для того, чтоб поддержать свой «международный авторитет» и добрососедские отношения с купечеством других