– Все улицы у нас в Москве «плывут»! То есть названия их «плывут». Никольская – это бывшая Сретенка. Ильинка – Дмитровка, Варварка – Великая, Никитская – Царицынская, а Петровка вообще не там шла, где сейчас, а вдоль реки Неглинки…

– И река Неглинка не там текла, где нам рассказывают, – перебил его белобрысый, вылитый викинг. – Она через холм Боровицкий текла. Чудов монастырь пополам делила…

– И ворот, откуда Дмитрий Донской на Куликовскую битву выезжал из Кремля, тогда еще быть не могло по причине их в то время отсутствия, – витиевато вставила девушка в очках.

И пошла-поехала губерния. Загалдели примерные слушатели, всяк свою правду открыть старается.

– Тихо! – строго осадил их я. – Тихо вы! Возвращаемся к святым местам. Какие монастыри, кроме Сретенского, непосредственно связаны с упоминанием Куликовской битвы?

– Ну, во-первых, Чудов, вокруг каменных стен и из-за каменных стен которого это все и пришло на поле Куликово, – начала серьезная девушка в очках. – Затем там же, на Боровицком холме: Спасо-Преображенский на Бору, Вознесенский, заложенный Евдокией, женой Дмитрия Донского, в честь победы на поле Куликовом, именуемый ранее Девичьим… – Ее не перебивали. Девушка помолчала и добавила: – Женские, для вдов и сирот воинов, павших на поле Куликовом: Алексеевский, Зачатьевский (Стародевичий), Вознесенский на Рву, более известный как Варсонофьевский, Георгиевский, Моисеевский, Никольский, Богородицкий на Трубе, сейчас известный как Рождественский, заложенный матерью Владимира Донского, Рождественский на Рву, что стоял на месте Храма Василия Блаженного, Ивановский, Старо-Симонов или Рождественский… – Она перевела дух.

– Отдохни, – остановил ее белобрысый. – А для увечных воинов и ветеранов, – он набрал воздух и скороговоркой выдал: – Покровский, Богоявленский, Николаевский у крестного целования, где клятву кровную давали перед боем, Старый Спас на Песках или Заиконоспасский, прямо за Собором Гребневской Богоматери, Высоко-Петровский, Знаменский и Георгиевский на Псковской горке, Ильинский, Спасский на Яузе, Голутвинский…

– Да два некрополя, кладбища огромных, – опять перебила его очкастая всезнайка, – Спасо-Андроников и Симонов, вообще основанные для захоронений героев битвы Куликовской…

– Хватит, хватит, – поднял я обе руки вверх, – вы все сорок сороков перечислять будете?

– Так это ж самый большой в мире мемориал павшим в битве! – воскликнула девушка. – А сколько еще церквей и соборов!..

– Стоп! Церкви перечислять не будем. А скажите мне, краеведы и знатоки канонов церковных, где лечили раненых в те далекие годы?

– В монастырях и обителях, – разом выдали все.

– Во всех?

– Нет, в специальных.

– Поясни, – повернулся я к невысокому парнишке со смешными ушами, как у Чебурашки.

– В Марфо-Мариинской обители у милосердных сестер, да в приходах Косьмы и Дамиана, да у Святого Пантелеймона целителя, – он почесал затылок. – Да, пожалуй, и все.

– Я понял, – вдруг пробасил огромный детина. – Я понял. Раненых была тьма, а везти далеко – это точно убить. С кишками-то наружу и башкой разрубленной. Я понял. Надо больницы искать.

– Ну ты и тугодум, – выскочила опять активистка. – Уже нашли. Косьмы и Дамиана почти все – сгрудились на Швивой горке; на Таганском холме и напротив его через Москву-реку, там же Пантелеймоновская обитель. Это там, где, по нашей версии, Мамай стоял, то есть у его ставки на Красном холме, где основная рубка, когда его дружины добивали, и была. Еще около Лубянки есть… и все. А Марфо-Мариинская обитель вообще одна на всю Москву в Замоскворечье, напротив Девичьих полей, там, где церковь Иоанна-Воина у Сенькина брода стояла.

– Ну ладно, – остановил я их, увидев, что время семинара подходит к концу, – Вы все поняли и инструментарием пользуетесь лучше меня. Отрисовывайте расположение войск и доказывайте вашу версию. Помните, что Спас Нерукотворный был покровителем…

– Спецназа, – хором добавили слушатели, – прошедшего специальный курс Спаса Нерукотворного. А Георгий был Победоносцем.

– Что ж, ученого учить – только портить, – согласился я, и на этом мы расстались.

Вот примерно в таких спорах и обсуждениях выяснили мы, что выезжать через еще не построенные ворота Кремля Дмитрий Донской не мог. Что церковь Николы Мокрого на месте прежней гостиницы «Россия» стояла в болотах, а церковь Николы на месте ГУМа именовалась «Николой за городом» и, соответственно, была за городом. Отсюда вывод, что самой-то Москвы тогда дальше нынешней Красной площади и не было.

Затем выяснили, что церковь Георгия Победоносца, что в старых Лучниках, имеет второй этаж, где находится церковь Рождества Богородицы, и вспомнили: именно в праздник Рождества Богородицы и произошла Куликовская битва. И многое, многое другое… Когда же все наши споры и обсуждения все-таки легли на бумагу, сами слушатели оторопели от полученного результата.

На современной карте Москвы разлеглась во всей красоте голубых озер и рек, темных болот и зеленых рощ и дубрав картина старой Москвы или то место, где должна была встать Москва. Посреди нее меж болот и рек на высоком яру стоял каменный монастырь – на месте старого ханского двора, подаренного ханшей Тайдулой митрополиту Алексею за чудо прозрения. А среди этих, почти наяву проявившихся лесов и рек встали так, как их ставил военный гений воевода Боброк и его советники из всех городов Залеской Руси, дружины, пришедшие сюда на битву.

Они встали так, как описывал их древний летописец. Встали точно по тем точкам, что обозначились на карте памятными знаками, поставленными нашими предками в те далекие времена своим героям. По тем местам, где стоят или до недавнего времени стояли и гордо вздымали в небеса свои купола храмы и соборы, монастыри и обители. На тех местах, где сложили свои головы гребневские казаки и старая гвардия – лучники, дружины Спаса Нерукотворного и разведчики Семена Мелика. Там, где святой защитник даровал жизнь и победу, где Богородица опустила им на голову свой Покров, защитив от неминучей гибели. По тем местам, где шли скрытно по ерикам и овражкам засадные дружины из старых воев, более поклонявшиеся старому Николе – защитнику ратных людей, чем кому-либо еще.

Вот так неожиданно для себя, да и для тех, я думаю, кто предложил мне провести деловую игру с учениками, почти что доказали мы версию о Куликовой битве на территории Москвы.

А подарком моим слушателям была поездка по этим местам и последняя благодарность, вместе с зачетом, на берегу реки Яузы, там, где стоит памятный крест Дмитрию Донскому, герою битвы Куликовской. Кем поставленный в честь 800-летия этой битвы – не знамо. Но только если встанет на это место фигура бронзового или каменного Великого князя Владимирского Дмитрия, то смотреть он будет точно на поле, где добыл себе славу вечную – на Великий мемориал и Великую память, оставленную нам, потомкам, нашими пращурами, чтобы не забывали мы тех, кто принес нам волю и славу.

Имя этому мемориалу – МОСКВА.

Так я написал в заключении к роману. За десять лет, что прошли после его