И только одно во всем этом мне оставалось непонятным, а именно – зачем Ровнин попросил меня рассказать антиквару всю эту историю? Ему в этом какая выгода? Поссорить антиквара с Дормидонтом? А зачем? Ну, положим, случится это, и Карл Августович в гневе решит, что стая зажилась на этом свете. Так, как верно было замечено, их еще на поляне запросто можно было всех на ноль помножить, причем даже мараться не пришлось бы, я сам был готов их перебить.
Или они хотят его на горячем подловить и вменить в вину уничтожение семьи волкодлаков, совершенное с особой жестокостью? Снова не бьется вариант, внутренние дела обитателей Ночи не в компетенции Отдела. Так сказать – проблемы индейцев шерифа не волнуют, чем их меньше, тем ему лучше.
И еще – почему у меня из головы не идет тот страшненький аляповатый перстень, что мне Ровнин тогда, в своем кабинете, в руки не дал? Сдается мне, что блестяшка родом происходящая из ревущих девяностых, и только что выполненная мной просьба начальника 15-К, это звенья одной цепи. Одно плохо – я даже не представляю, чем именно все это закончится. И, может, даже не узнаю об этом никогда просто в силу того, что никто из сотрудников отдела не станет со мной делиться подобной информацией. Не из соображений секретности, а просто по жизни. Кто я им, кто они мне?
Но вряд речь идет о смерти Карла Августовича, это слишком плоско и неинтересно. Тут что-то другое, возможно даже личное, уж очень они вдумчиво к каждому шагу подходят, и ресурсов не жалеют. За те же серьги они могли с меня куда большую плату содрать, и я бы на нее согласился, поскольку выбора все равно не имелось. А они мне за здорово живешь все отдали, за пару фраз, ввернутых в разговоре. Странно? Еще как.
Так что – да, все так, как говорит Шлюндт. Вот только отдельские от него самого не сильно и отличаются, он не лучше. Тоже слова в простоте не скажет, за каждой фразой либо второй смысл стоит, либо издевка, либо интрига. Вот и сейчас, помимо всего прочего он вдалбливает мне мысли о том, что Отдел – зло, а он – добро. Дескать, беги от них, где они – там беда.
– Ваша правда – я открыл коробку, стоящую на столике, взял из нее сигару, понюхал и положил обратно – Чем дальше от всех этих хитросплетений мы станем находиться, тем лучше. А меня так и вовсе сейчас более всего интересует местонахождение предмета, который принадлежал мадмуазель де Бодэ.
– Но-но-но! – шутливо погрозил мне пальцем Шлюндт – Говорено же – всему свое время. Впрочем… Скажи, если для удачного решения данной проблемы тебе придется отыскать не только призовой клад, но и еще один, назовем его расходным, ты как на подобное отреагируешь?
– Надо – значит надо – пожал плечами я, сдержав довольную улыбку. Просто так этот старый хрыч подобное спрашивать не станет, значит есть у него какие-то наметки – Да польза от этого какая-никакая есть. Никогда же не знаешь, в какой момент свободные оборотные средства понадобятся.
– Прости? – озадачился антиквар.
– Вы же сами сказали, что клад не призовой, то есть никому не обещанный – пояснил я – Подозреваю, что мы его выкопаем ради какой-то конкретной вещи, нужной для обмена, а остальное содержимое этого клада мне достанется. Впрочем, я не жадина-говядина, потому пару-тройку предметов из него я вам, разумеется, презентую. Сам выберу и подарю.
– Где тот скромный несмышлёный юноша, с которым я свел знакомство на «Парке Культуры»? – всплеснул руками старичок – Незнакомец, куда ты его дел? Откуда взялось эдакое корыстолюбие?
– Вот зря вы так – возразил я – Ничего подобного. И потом – я все же Хранитель кладов, а не их расхититель.
– А кто только что поминал оборотные средства? Не ты ли?
– Я. Но так ведь потенциальные, а не текущие. Мы этот клад поднимем, заберем необходимое, а после я его снова в землю определю. Пусть лежит и ждет своего часа.
– Даже так – Шлюндт усмехнулся – Ты на самом деле матереешь, Валера. И для справки – клад, что заложил Хранитель, никто кроме него самого никогда не сможет найти, ни случайно, ни нарочно, ни с тайным словом, ни с явным умыслом. Только разве другой Хранитель, да и то не всякий, а что с закладчиком душевной силой и властью над кладами равен.
– Ишь ты! – цокнул языком я – Любопытно как. Вот что мне нравится в моей теперешней жизни, так это то, каждый день что-то новое узнаешь.
И я не вру, так оно и есть на самом деле. Кстати, я знаю, что именно зарою в землю, если удастся выпутаться из этой истории живым. Предметы, которые с таким трудом добывал, вот что. Покажу Великому Полозу, и зарою прямо под тем дубом, пока он у меня способности не отнял. Мне самому они не нужны, а кому-то другому я их сроду не отдам, слишком уж дорогой ценой эти вещички мне достались.
Жалко, что серьги помещицы так и остались в отделе, без них коллекция не полная получается. Хотя, с другой стороны, как раз с серьгами особой мороки не было. Увидел, нарисовал, получил – вот и все.
– Если я в чем тебе и завидую, так это как раз твоему умению удивляться новому и радоваться сущим мелочам – вздохнул Шлюндт – Увы, с возрастом эта счастливая способность уходит, на смену ей приходят пресыщенность, равнодушие и категорическое неприятие перемен. Ты все видел, все знаешь, а то, что не укладывается в привычные каноны, не радует, а раздражает, поскольку ставит под сомнение твою компетентность в тех или иных вопросах. И все те, кто эти перемены собой олицетворяют, тоже вызывают не самые лучшие чувства, потому что исподволь, где-то в глубине души, невероятно завидуешь их молодости, азартности, бескомпромиссности, всему тому, что с тобой уже когда-то случилось, но, увы, больше никогда не повторится.
– Вы человек эпохи Возрождения, Карл Августович – торжественно заявил я – Вы застряли здесь случайно, по недоразумению. Искусство, философия и умение видеть великое в мелком свойственны тем великим временам, а не теперешним меркантильным дням.
– Ты льстишь мне, Валерий – рассмеялся антиквар – Но мне приятно, не скрою. Ладно, пойдем к гостям, не будем давать им дополнительную тему для сплетен.
Он, как всегда, не ошибся, наше появление из курительной комнаты вызвало очередную волну перешептываний. Сдается