И приветственно кивнул ему, всё ещё улыбаясь.
— Он меня раздражает, — угрюмо заключил полуфэйне, перебивая Мурмина.
— Баэльт, сукин ты сын! Ты слушал меня вообще или нет?! — возмутился Мурмин. Баэльт слегка приподнял шляпу и угрюмо взглянул на друга протяжным взглядом. Нидринг взгляд выдержал, равнодушно глядя ему в глаза, слегка приподняв бровь.
— Нет, — ответил Баэльт и снова опустил край шляпы на глаза. Ему не хотелось видеть ничего — ни окружающего его хаоса, ни довольной рожи рассказчика, ни осуждающего взгляда лучшего друга.
— Иногда я и сам не понимаю, почему мы вообще общаемся, — уныло проговорил нидринг, допивая остатки пива из кружки. — Этна, дорогая, плесни ещё мне этой мочи, что твой дядюшка называет пивом! — он перевёл свой взгляд с бёдер полноватой девушки- служанки на друга. — Обычно ты хотя бы немного разговариваешь, Мрачноглаз. Твой язык всё ещё при тебе?
Баэльт устало вздохнул.
— Здесь полно народа, и меня это раздражает, — произнёс он. Его взгляд обратился к шумно хохотавшему и щупавшему грудь служанки крикуну. — А ещё больше раздражает меня только он.
Мурмин окинул оценивающим взглядом заводилу.
— Обычный наёмный ублюдок. Наверняка будет пить тут пару месяцев, пока не спустит свои деньги и не примкнёт к кому- либо ещё. Готов сто фольтов на это ставить, честное слово. Только погляди на его харю.
— Не уверен, — неопределённо проговорил Баэльт, осторожно пробуя вино.
Если бы от отвратительного вкуса можно было умереть, он был бы мёртв трижды.
— И в чём же ты не уверен, мрачная рожа?
— Не уверен что у тебя найдется сто фольтов, — парировал полуфэйне. В ответ он услышал лишь горький смешок.
— А ведь раньше для нас такие деньги были делом одного дня. Всего лишь пара слов в подворотне купеческого квартала, пара угроз, блеск кинжала — и всё, деньги наши. А теперь… Я знаю, почему ты торчишь здесь. Как и я. Потому что у нас нет денег на то, чтобы напиваться где- то ещё.
— Мы завязали с этим, Мурмин, — нахмурился Баэльт и поправив повязку на правом глазу.
— Завязали- завязали, — кивнул нидринг, тоскующее глядя на пламя свечи, что оплавилась посреди стола. — Но деньги…
— Для меня и сейчас такие деньги — дело одного дня, — пожал плечами бывший юстициар.
— Оно и видно.
К столу снова подошла служанка, недовольно глядя на Баэльта. Она тяжело поставила тяжёлый глиняный кувшин с вином и кружку с пивом на стол, расплескав едва ли не половину содержимого.
«Примерно пятнадцать фольтов», — отстранённо приметил цену расплёсканному Баэльт.
А потом поднял на неё взгляд единственного глаза и проскрипел недовольным голосом:
— Каким бы плохим вино не было, проливать хотя бы каплю — глупость.
Глаза девушки широко распахнулись. Тупые, но красивые глаза.
— Я принесу ещё, сир юстициар! — дрожащим голосом заверила она, разворачиваясь и спешно проталкиваясь через толпу. По пути она вихляла задом так, что Мурмин долго не мог оторвать взгляда.
И взгляд этот выражал равные доли презрения и похоти.
Взгляд Баэльта на друга выражал лишь презрение.
— Ты такая щедрая, мать твою дери, — бросил нидринг вслед служанке. — Тебя бесит тот хмырь, Баэльт, а меня бесит этот ходячий окорок. С одной стороны, я люблю её толстую задницу, а с другой — терпеть не могу, когда она так ею виляет. Она же служанка, а не шлюха, дерите демоны её в задницу! — пробурчал нидринг, отпивая из кружки пива.
Баэльт молча последовал его примеру.
— Я сегодня весь вечер буду разговаривать сам с собой? — недовольно поинтересовался нидринг.
Баэльт потёр виски — от гула его голова начинала болеть.
— У меня большие проблемы с деньгами, а с недавнего времени — ещё и с работой. Новое дело. Странное.
— В подробности ты, как всегда, вдаваться не будешь? — безразлично спросил нидринг, снова делая глоток из кружки. Баэльт тоже отпил немного вина. Во имя всех богов, какой ненавистник всего живого делал это вино?
— В этот раз меня просили не распускать язык. Но если понадобится твоя помощь — я скажу.
— А то, — недовольно покачал головой нидринг. — Не помню ни случая, когда бы ты умолчал о своём бедственном положении. У тебя- то хоть работа есть. А я? Бедный старина Мурмин никому не нужен! В цехи меня не берут — мол, недостаточно умел в кузнечестве. Охранником меня видеть не хотят — не доверяют. Демоны раздерите меня, да меня даже вышибалой не взяли, Баэльт, — грустно вздохнул он. — А из- за тебя к завтрашнему утру я останусь без последних денег. И, раз уж речь зашла о деньгах и работе, позволь всё же полюбопытствовать — какого хрена ты сидишь тут, раз у тебя есть дело?
Баэльт пожал плечами.
— Набиваю себе цену. Если бы я ломанулся делать всё прямо сейчас, то выглядел бы как оборванный голодранец, которому обязательно нужны деньги к завтрашнему вечеру.
— То есть, выглядел бы таким, каков ты на самом деле, — заключил нидринг.
— Именно.
— А твой медальон? Никто ещё им не интересовался?
Баэльт скривился.
Неприятная тема. Опасная.
— Три года не интересовались — чего бы сейчас заинтересоваться? — он тихо и устало вздохнул. — Но это не может продолжаться до бесконечности. Рано или поздно меня найдут и посадят в Котёл.
— Мы уже в Веспреме, дружище, — грустно улыбнулся нидринг. — Он как большая тюрьма для всех в нём живущих, только без надежды на освобождение.
Некоторое время они молчали.
— Слушай, если этот парень так сильно не нравится тебе, может, уйдем? — предложил Мурмин, с сожалением беря с тарелки из чёрствого хлеба последний ломоть вяленого мяса. — Пойдёт к Каэрте…
— Мурмин, — Баэльту не надо было даже впускать эмоции в голос — нидринг и так всё понял.
— Ладно, ладно… Не любит она меня, эта твоя Каэрта.
— Это потому, что при первой встрече ты пытался её изнасиловать.
— Возможно. Никогда не разбирался в вашем тонком фэйнийском характере.
Баэльт, выудив из кармана плаща плакт, запалил тонкий прутик о свечку. Закурив, он пустил дымок в сторону друга, на что тот раздраженно отмахнулся.
— Не делай так. Ты же знаешь, я этого не люблю.
— Знаю, — кивнул Баэльт. — Поэтому и делаю.
— Кстати, тебе эта отрава не нужна? Через пять дней Морир приплывёт с грузом, я мог бы договориться. Быть может, меня даже наймёт — склады охранять хотя бы… — с мясом было покончено, и Мурмин без ложной скромности принялся за чёрствый хлеб тарелки, вымачивая его в пиве.
— Было бы кстати, — сказал Баэльт, затягиваясь. На этот раз дым, извиваясь, стремительно поднимался к потолку. Эти белёсые разводы закрыли от него часть помещения, а гул будто бы отступил. В голове стало легко и пусто.
Всё же плакт был восхитительной вещью.
— И всё же, — недовольно поёрзал нидринг. — Давай двинемся к Каэрте. У неё хотя бы есть