Накладка Кормильцева не обескуражила.
Скоро ему представилась возможность оказать помощь конкретному пострадавшему. Он случайно узнал про человека, доставленного из Чечни в ожоговый центр. Заехал навестить его и содрогнулся при виде жуткой лилово-красной корки, запекшейся на лице, начиная почти от самых глаз.
Кормильцеву разрешили ознакомиться с документами – так бизнесмен узнал, что пострадавший был контрактником и находился в вертолете, сбитом в тридцати метрах над землей. Остальные погибли, выжил только он один.
Еще в документах значилось, что пациент ожогового центра – бывший детдомовец. Родни у него не обнаружено, прописан он в заводском общежитии провинциального городка.
Движимый состраданием, Кормильцев даже поселил на время Николаича в собственной квартире. Правда, жена с детьми на следующий же день уехала на дачу. Объяснила, что не в силах находиться рядом с этим жутким типом и детей ни за что не оставит.
– Не хочу, чтобы им потом снились кошмары.
– А если бы со мной такое случилось? Ты бы их тоже увезла от меня?
– Ты им отец. А это чужой человек. Ничего страшного – машина, слава Богу, на ходу. Буду отвозить их в школу и забирать обратно.
– Он же все поймет. Ты наносишь человеку моральную травму. Человеку, который защищал будущее твоих детей.
– Ты можешь жить высокими материями. А я первым делом смотрю, что для них полезно, а что вредно. Это моя мораль и моя религия.
«Чужой человек» не проявлял желания стать своим, не шел на контакт с Кормильцевым. Молча, неторопливо ел вместе с ним бутерброды с семгой и черной икрой, пил французский коньяк. Хозяин не задавал вопросов, чтобы контрактник не подумал, будто от него требуют отчета в качестве компенсации за приют.
Сам рассказывал о себе, своем бизнесе, своих поездках в Чечню. Увлекался, размахивал руками. Говорил о борьбе добра со злом, цивилизации с дикостью. Потом замечал, что собеседник не слушает. Включал телевизор, и постоялец смотрел все подряд: новости, попсовый концерт, баскетбольную игру НБА и ток-шоу о том, хорошо или плохо для женщины быть толстой.
Так прошла неделя. Потом контрактник исчез.
Кормильцев отправился забирать семью с дачи и поскандалил по дороге с женой.
– Человеку как воздух нужна еще одна операция. А он ушел. На расстоянии чувствовал вашу брезгливость.
– Целую неделю она его не коробила, а тут вдруг почувствовал. Тебе эти отморозки скоро станут ближе собственных детей.
– Не сметь! Я тебе покажу отморозков! Пошла вон из машины, доедешь на попутке!
Он высадил жену на полдороге, на обочине Киевского шоссе. Дети норовили заплакать, но сдерживались. А Кормильцев поставил кассету «Любэ» и приказал подпевать вместе с ним.
К намеченному сроку операции контрактник как ни в чем ни бывало появился в больнице, на деньги Кормильцева ему благополучно пересадили новую порцию кожи.
Именно в это время впервые прошла информация об аресте в Чечне замкомполка Анатолия Тарасова. Оказалось, что следствие уже близится к концу, и офицера обвиняют в убийстве двух сестер-чеченок во время допроса.
«Кто же так подставил мужика? – недоумевал Кормильцев. – Мало ли что на войне творится, не всякий же сор выносят из избы. Кому из начальства он не угодил, что дело так раскрутили, до суда довести собираются?»
Вторая операция у контрактника прошла тяжелей. Его оставили в больнице – следить за тем, как заживает лицо. Кормильцев поручил своему заму вести бизнес и регулярно отправлять пациенту передачи с фруктами, а сам отправился в Барнаул, где должны были открыться судебные заседания по тарасовскому делу.
* * *
На триста шестом километре от Красноярска желтый «Икарус» высадил сразу всех пассажиров. Они чуть углубились в лес – ровно настолько, чтобы не привлекать внимания с трассы.
Стали ждать. Большинство не захотели отказываться от привычной одежды – костюмов, хорошей обуви и дорогих часов. Вели себя как на прогулке, курили, поблескивая золотыми перстнями и кольцами. Рассчитывали проветриться на природе и к концу дня попасть обратно в город.
Эти люди не привыкли работать на местности, их стихией были улицы и переулки, дворы и подворотни, лестницы и крыши. По части разборок они не имели в городе достойных конкурентов и собирались успешно применить свой опыт.
На «мокрое дело» ехали без оружия, чтобы не дергаться при возможном досмотре. Стволы подвозили потом – люди; собаку съевшие на такой доставке. Через четверть часа на обочину съехал рефрижератор, загруженный говяжьими тушами.
На каждой стояло лиловое клеймо, и все вместе они источали смрадный запах мяса, которое уже начало портиться.
Дождавшись короткого затишья на трассе, водитель с помощником быстро выкинули положенное число автоматов с запасными рожками. Теперь «десант» мог отправляться в путь. Его вел проводник, хорошо знающий тайгу на сотни километров окрест. Проводник запомнил отметку на карте, но все равно взял с собой громадную овчарку, наученную не лаять без крайней нужды.
Зверь терпеливо ждал команды, приоткрывал клыкастую пасть, вываливая наружу длинный влажный язык.
Там, в лагере, восемь человек – все вооружены и не лыком шиты. Шеф обещал хорошие премиальные. Главное, застать их врасплох, иначе без потерь не обойтись.
Высадившись рано утром, надеялись успеть до наступления темноты. Не взяли с собой ни спальников, ни других вещей для ночлега. Еды тоже по минимуму, чтобы идти налегке.
Стемнело гораздо раньше, чем они ожидали.
В сосновом бору еще многое можно было бы различить, но как назло забрели в густой ельник, заслонивший закат. Фонариками сразу договорились не пользоваться. С фонариком в руках раньше сам засветишься, чем засветишь противника.
– Какого хрена? Должны быть где-то здесь.
– Шеф ведь ясно предупредил: наводка в городе и в лесу вещи разные.
– Тормозим. Ничего уже не разберешь.
Те, кого угораздило явиться в костюме, долго щупали землю, прежде чем сесть. Потом проверяли ствол дерева, прежде чем облокотиться спиной, – нет ли потеков смолы? Старший связался по сотовому с шефом, сообщил, что дело затягивается.
– Все верно, дождитесь утра, – ответил голос в трубке.
Стали гадать, кто это забрался так глубоко. Похоже, в розыске – иначе что им здесь ловить. Сразу восемь в розыске? Банда? Или с зоны, групповой побег? Таких опасаться не стоит. Если даже в город просочатся, не станут требовать себе кусок. В чем тогда проблема? Или шефу по дружбе сбросил задание кто-то из ментовских начальников?
Вслух этот вариант не обсуждался. Но этика криминального мира давно и прочно изменилась.
Где те воры в законе, которые считали «за падло» хоть как-то контачить с властями: давать показания, подписывать бумаги? Никто из присутствующих даже про себя не осудил бы шефа, если б наверняка знал о факте сотрудничества.
Рядовому братку дружить с ментами нельзя – это стукач, которому нет прощения. А шеф… Ему виднее. «Фирме»