— Эй, секьюрити, ты с кем тут лаешься? — послышался хриплый со сна голос Тянитолкая.
Глеб медленно повернул голову и увидел своего тезку, стоящего на четвереньках в треугольном проеме, образованном наклонными стенками шалаша. Передняя часть Глеба Петровича Жукова примерно по пояс торчала снаружи, а задняя оставалась в шалаше, и на ней все еще красовался до половины расстегнутый спальник.
— Это что, — благодушно продолжал неожиданно разговорившийся Тянитолкай, — у вас, в ФСБ, такая психологическая зарядка — типа как у хоккеистов перед матчем? Или ты таким манером Богу молишься? Ну, чего молчишь-то? А может, у тебя крыша съехала от нервного напряжения? Я читал, у вас, у чекистов, паранойя и шизофрения — профессиональные заболевания…
Глеб продолжал молчать. Тянитолкай на четвереньках выполз из шалаша, пару раз взбрыкнул ногами, стряхивая спальник, сел на землю, нашарил в шалаше ботинки и принялся обуваться. В зубах у него уже торчала неизменная папироса, и Глеб, как всегда, не заметил, откуда она взялась. С утра Тянитолкая почему-то явно тянуло поговорить.
— А вообще-то, я тебя понимаю, — бубнил он, затягивая шнурки высоких армейских ботинок. — У меня самого от всех этих дел крыша начинает съезжать. Пару дней назад нас шестеро было, а теперь всего трое. Если так дальше пойдет, скоро мы и впрямь Григорию, земля ему пухом, завидовать будем. Его-то хоть не сожрали…
— Ты так думаешь? — сквозь зубы спросил Глеб. Мертвая голова по-прежнему торчала на суку в каких-нибудь трех метрах от разглагольствующего Тянитолкая. Смотреть на нее не хотелось, а не смотреть было трудно.
— Чего? — переспросил Тянитолкай. — А чего тут думать? Мы же вместе его хоронили…
Он закончил обуваться, встал, достал из кармана спички, повернул голову и увидел то, на что уже некоторое время неотрывно смотрел Глеб. Незакуренная папироса повисла у Тянитолкая на нижней губе, когда у него упала челюсть.
— Ну, семь-восемь, — непонятно пробормотал Тянитолкай, повернулся к страшному сюрпризу спиной и решительно полез обратно в шалаш. В дверях он столкнулся с заспанной Горобец.
— Ты куда, Глеб Петрович? — спросила та, протирая глаза.
— Куда-куда… На Кудыкину гору! — злобно ответил Тянитолкай. — К чертям собачьим отсюда! Ничего я больше не хочу, ничего мне уже не надо…
— Да что, в конце концов, случилось? — хорошо знакомым Глебу металлическим, начальственным голосом осведомилась Горобец. — Что это за истерика, Жуков? Дайте мне, наконец, выбраться отсюда, что вы претесь на меня?! Тянитолкай замолчал и задним ходом выполз из шалаша.
— Выбраться — это пожалуйста, — сказал он со зловещим спокойствием. — Это сколько угодно. Из шалаша выбраться — не фокус. А вот из какого другого места — это уж как получится… Горобец вылезла наружу, торопливо обулась и встала.
— А теперь объясни мне, что происходит, — обратилась она к Тянитолкаю. — Какая муха тебя укусила?
— Муха, — с прежней злобой в голосе пробормотал Тянитолкай. — Что, блин, происходит… Я тебе скажу, что происходит! Происходит, Игоревна, полная ерунда. Кто-то слишком заигрался в свои игры, вот что происходит. Я отсюда сваливаю, вот что происходит, ясно? Потому что такие игры не по мне. Ни хрена я больше не хочу, и отстань ты от меня, ради бога, пока не поздно! Вон у него спроси, что происходит!
С этими словами он свирепо ткнул пальцем в ту сторону, где на суку торчала мертвая голова Гриши. Горобец взглянула туда и задохнулась, прижав обе ладони к побелевшему лицу.
— Вот что происходит, — уже спокойнее сказал у нее за спиной Тянитолкай. — Ты, мать, как хочешь, а с меня довольно. Может, кому-то все равно, а я человек крещеный. Хочу, понимаешь, после смерти в земле лежать, как православному полагается, а не торчать на суку, как воронье пугало.
Горобец отняла ладони от губ. Ее лицо на глазах приобрело нормальную окраску и Глеб с уважением подумал, что на ее месте далеко не каждый мужчина сумел бы так быстро взять себя в руки.
— Прекрати истерику, — негромко, но с большой силой сказала она. — Баба! Этого я от тебя не ожидала.
— Мало ли, кто чего не ожидал, — проворчал Тянитолкай. — Гришка вон тоже, небось, не ожидал, что его голову на кол насадят, воронью на поживу! Все, братцы. Вы как знаете, а я пошел. Он сунулся было в шалаш, но его остановил властный окрик «солдата Джейн».
— Стоять!
Тянитолкай замер в странной позе, потом медленно разогнулся и с неохотой повернулся лицом к Горобец.
— Ну, стою. Что дальше?
— Я считаю, что нам нужно держаться вместе, — отчеканила Горобец. — И я как начальник экспедиции буду добиваться этого всеми доступными мне средствами.
Ее рука красноречиво опустилась на кобуру. Произошла короткая заминка. Горобец нахмурилась и требовательно посмотрела на Глеба. Сиверов не сразу понял, чего она от него хочет, потом спохватился, вынул из кармана куртки увесистый парабеллум и отдал ей. Евгения Игоревна с усилием оттянула тугой затвор, передвинула флажок предохранителя и, демонстративно помедлив, вложила пистолет в кобуру. Глеб заметил, что застегивать кобуру она не стала.
— Стрелять, что ли, будешь? — с кривой улыбкой уточнил Тянитолкай.
— Буду, если понадобится. — Горобец помолчала, борясь с раздражением, и заговорила снова спокойным, деловитым, не терпящим возражений тоном. — Я считаю, — сказала она, — что в сложившихся обстоятельствах нам действительно следует отказаться от дальнейшего продвижения вперед и постараться вернуться в поселок, а оттуда — на Большую землю. А каково ваше мнение, Молчанов?
— Мое? — Глеб пожал плечами. — Для начала, я полагаю, всем следует немного поостыть. Что же до возвращения… Вы правы, расходиться в разные стороны нам нельзя. Ты… — он осекся, поймав себя на том, что чуть было не назвал Тянитолкая тезкой. — Ты, Глеб Петрович, не горячись. Ну куда ты пойдешь?
— Туда, — ответил Тянитолкай и махнул рукой, довольно точно указав направление на поселок.
— Это значит прямо в лапы к убийце, — спокойно возразил Глеб. — И не воображай, что карабин тебе поможет. Евгения Игоревна права, нам необходимо держаться вместе. Теперь насчет возвращения. Вот здесь я с вами категорически не согласен. Во-первых, не думаю, что этот человек, кто бы он ни был, даст нам беспрепятственно уйти. Игра действительно зашла чересчур далеко, чтобы он мог позволить себе выпустить нас из тайги живыми. Если о нем узнают на Большой земле, ему конец. Официальные розыски, разумеется, вряд ли что-то дадут, но лично я приложу все усилия к тому, чтобы сюда пришло достаточное количество опытных следопытов и стрелков, которые в три дня отыщут