Раздались четыре выстрела, посыпались стекла.
Пистолеты нападавших были с глушителями, и выстрелы потонули в шуме непогоды и монотонном гуле большого города.
На заднем сиденье «опеля» с простреленным затылком и пулей в сердце истекал кровью Павел Николаевич Бубновский. Сведенными смертью руками он прижимал к груди свой портфель – последнее, что успел сделать теперь уже бывший чиновник Белого дома.
Каширину пуля попала в висок. Он лежал, уткнувшись головой в баранку. В коротко стриженных седоватых волосах сверкали осколки мокрого стекла. Кровь из раны толчками вытекала полковнику на брюки и на рифленый резиновый коврик. В руке Каширин продолжал сжимать перепачканные кровью два листка бумаги со списком фамилий.
Один из нападавших, судя по всему, старший, протянул руку в тонкой кожаной перчатке и выдернул листки из пальцев мертвого полковника Каширина. Двое других уже обыскивали мертвого Бубновского. Портфель у него забрали, осмотрели машину, но ничего интересного не нашли – ни документов, ни оружия.
– Уходим! – негромко распорядился старший – гладко выбритый мужчина в черном пальто. Джип и «жигули», не зажигая фар, словно призраки, бесшумно разъехались в разных направлениях.
А на «опель» сыпался мокрый снег и тут же таял, попадая на теплое еще лобовое стекло. Капли скатывались на затылок полковнику Каширину, смешивались с кровью, заливали чехлы сидений.
– Покажи, – мужчина в длинной кожаной куртке протянул руку к тому из нападавших, который командовал операцией, а теперь сидел на заднем сиденье черного джипа.
Тот небрежно подал листки бумаги.
– О, смотри, и Коровин тут есть.
– Да, я уже это заметил. И не только он. Многие есть.
– Хорошо, что мы успели вовремя.
– А мы всегда успеваем вовремя, – не терпящим возражения тоном произнес гладко выбритый мужчина в дорогих очках на тонком с горбинкой носу.
Человек, читавший список, морщился, словно от зубной боли, надоедливой и неприятной. Было непонятно, что его больше смущает – то ли кровь на добротной финской бумаге, то ли фамилии, встречающиеся в списке.
– А про него они откуда знают? – указующий палец остановился напротив одной из фамилий. – Он же, вроде, не светился, мы его вывели.
– Мы-то его вывели, но Бубновский начал копать давно, а вычислили мы его лишь десять дней назад, тогда только стали водить, следить…
– Хорошо, что он лопух. Профессионал сразу бы почувствовал за собой слежку.
– Лопух-то лопух, а список сделал толковый.
Думаю, в ФСБ дорого бы дали за него.
– Дорого бы дали всем нам, если бы сейчас взяли.
– Да, вроде, пока не за что, чисто сработали.
Водитель, сидевший за рулем джипа, резко обернулся.
– Телефон, – отрывисто бросил он.
– Давай сюда, – рука в тонкой кожаной перчатке приняла телефон, поднесла трубку к уху.
– …
– Да, все сделано, продолжения не будет.
– …
– Вы сейчас где?
– …
– Хорошо.
– …
– Я сам вас найду.
– …
– Нет, туда ехать не надо. Исчезните на пару дней, на глаза не попадайтесь. Вас в городе не было.
Нас тоже.
– …
– Люблю понятливых, приятно с такими работать, – мужчина небрежно положил телефон себе на колени и, взяв один из листков, принялся изучать столбцы фамилий.
Его тонкие губы шевелились, неслышно произнося какие-то слова, и от волнения мгновенно стали сухими; время от времени он по-змеиному быстро облизывал их влажным языком.
Через сорок минут черный джип выезжал на кольцевую дорогу. А «жигули» тем временем подъехали к вокзалу, и трое мужчин покинули салон, в машине остался только водитель. Пассажиры направились в здание вокзала, а водитель тщательно протер дверные ручки, стекла, баранку, даже приборную панель и стекло спидометра, хотя в этом не было нужды – к спидометру никто не прикасался. Но если уж делать дело, то основательно.
Глава 2
По случаю субботы полковник ФСБ Самохвалов Евгений Ильич был дома и, сидя на кухне, уже минут пять монотонно помешивал чай серебряной ложечкой.
– Да он уже остыл! – послышался голос жены.
– Что? – Евгений Ильич повернул голову.
– Говорю, чай твой остыл! А ты просил налить горячего.
– А, да-да, спасибо, Зина, спасибо. Ты, как всегда, все замечаешь.
– Хотя, в отличие от тебя, и не служу в ФСБ.
– Ты – в ФСБ?! Представляю, как бы ты гоняла подчиненных.
– Не то что ты, либерал. Даже просто прикрикнуть на кого, и то у тебя смелости не хватает.
– А чего на них кричать, – возразил Евгений Ильич, – они и так неплохо работают, стараются.
– Стараются, стараются… Да только отдуваться за их работу тебе приходится.
– Что поделаешь, за подчиненных всегда отвечает начальник.
– Пей чай-то, в конце концов! Вот бутерброды тебе сделала свежие, а ты сидишь, словно в прострации. Опять, небось, о чем-то своем думаешь? Уже целый месяц сам не свой… Женя, я тебя не узнаю.
Если что случилось, так скажи, поделись, может, помогу или хотя бы поддержу.
– Ты и так меня поддерживаешь. Ничего не случилось, не бери в голову.
– Как это, не бери? Да я на тебя просто смотреть без боли не могу. Даже дочь уже спрашивает:
«Что с отцом происходит?» Может, ты себе любовницу завел?
– Я? – Евгений Ильич улыбнулся, но улыбка получилась жалкой, растерянной, а он хотел выглядеть бесшабашно.
– Не умеешь ты притворяться, не то что твои друзья по работе. По ним никогда не скажешь, что у них на душе. А ты какой-то…
– Но ведь ты меня за то и любишь, что я «какой-то»? Какой, кстати?
– Да, да, люблю. Пей чай, наконец! Давай кипятка добавлю.
– Добавь, – Евгений Ильич подвинул чашку, жена подлила кипятка.
Но Самохвалов вновь принялся, звякая ложечкой о чашку, помешивать золотистую ароматную жидкость.
– Дай-ка ее сюда! – жена забрала чайную ложечку и швырнула в мойку. – Так ты точно решил ехать?
– Надо, – не очень уверенно подтвердил Евгений Ильич.
– Что значит надо?
– Там уже две недели никого не было. Дом выстыл, как собачья будка.
– Еще заболеешь.
– Не заболею.
– С кем хоть тебе встретиться надо?
– Да так, с одним человеком, он мне работу предлагает, – Евгений Ильич тяжело вздохнул.
– Работу предлагает? Что ж ты сразу не сказал.
Теперь понятно, почему ты такой! Помню, как ты мучился, когда тебе предложили пойти в аналитический центр… Какую хоть работу?
– Хорошую, – буркнул Евгений Ильич.
– Что значит хорошую?
– Платить будут много.
– А перспективы?
– Ты о чем, Зина? Какие перспективы?
– Ну, звезда генеральская светит или нет?
– Может, и светит, а может, и нет. Тебе что, моих трех мало?
– Мало! – улыбнулась жена. – Три звезды хорошо, да только одна большая лучше.
– Я все думаю, как бы этих трех не лишиться, а ты о генеральской мечтаешь.
– Конечно, мечтаю! Будешь, как мой отец, генералом. Генерал – это, доложу тебе, не полковник.
– У меня и так должность хорошая.
– Должность должностью, а звание званием.
В чем-чем, а в званиях и должностях жена Самохвалова разбиралась отлично. Ее отец и дед были потомственными офицерами органов безопасности. Дед работал еще в НКВД, а отец начал карьеру сразу после войны и очень быстро дослужился до генерала КГБ. Был он персоной весьма важной и занимал на Лубянке просторный кабинет с дубовыми панелями, с огромными напольными курантами, дорогим ковром и неизменным