За отцом, сколько себя помнила Зинаида, всегда приезжала машина. Прошло уже пять лет, как генерал умер и был похоронен на Ваганьковском кладбище, причем без подобающих званию и должности торжеств, поскольку эра некогда всемогущего КГБ кончилась. Но зятю тесть успел немного помочь, и до майора Евгений Ильич Самохвалов дослужился довольно-таки быстро, неизменно получая очередные звания с опережением.
Но надо отдать должное и самому Евгению Ильичу. Офицером он был толковым и, скорее всего, без помощи всемогущего тестя сделал бы такую же карьеру.
– Какая хоть работа? – уже вымыв чашки, спросила жена, пытаясь заглянуть мужу в глаза.
– Работа.., как работа.
– Надеюсь, в органах, а не начальником охраны в каком-нибудь коммерческом банке?
– В органах.
– Тогда решайся. Или работа тяжелая?
– Любая работа тяжелая.
– А почему ты мне раньше не сказал, ведь можно было встретиться с друзьями отца, посоветоваться с ними?
– Ни с кем я не хочу советоваться, решение тут нужно принять самостоятельно.
– Решение – да. Но если кто-то поможет, что в этом плохого.
– Никогда не надо перекладывать на других то, что можешь сделать сам.
– Когда ты должен дать ответ?
– Еще вчера.
Евгений Ильич тщетно пытался найти взглядом сигареты.
– Хочешь закурить? спросила жена.
– Хочу.
Она вытащила из шкафчика хрустальную пепельницу, поставила перед мужем, рядом положила пачку сигарет, затем подала коробок спичек.
– Я их специально спрятала, чтобы у тебя соблазна не было.
– Ну, спасибо за заботу.
Евгений Ильич закурил, и Зинаида заметила, как предательски подрагивает спичка в его пальцах. Дрожь в руках всегда являлась сигналом того, что муж не может найти решение в каком-то важном вопросе.
– Ты расскажешь, что за работа?
– Тебя это, по большому счету, не касается. Извини, Зина.
– Как это не касается? Жена я тебе или кто?
Вроде, не девка уличная? Я тебе дочь вырастила, можно сказать, жизнь на тебя положила.
– Да, виноват. Времени на семью мне всегда не хватало, служба, ты же понимаешь.
– – Я уже устала это слушать. Был бы ты генералом, вышел бы на пенсию. А это и деньги совсем другие, и положение в обществе другое.
– Что я, не понимаю?! Не трави душу.
– В общем, решайся. Я чувствую, тебе предложили что-то хорошее, а ты, как тюфяк, не можешь сделать шаг, причем шаг к светлому будущему. Что, так и хочешь прозябать в старой квартире и ездить на отцовскую дачу?
– Меня это пока устраивает.
– Что значит, устраивает? Тебя устраивает, так меня не устраивает. И о дочери, кстати, подумать надо, ей скоро замуж, а ты…
– Хватит! Я еще не старик, – ударил кулаком по столу Евгений Ильич.
Подобного жена не ожидала, она сразу притихла и даже голову втянула в плечи, засуетилась, принялась протирать чашки и аккуратно расставлять их на полке в шкафчике.
– Короче, я еду, все!
– Когда вернешься? – уже совсем другим тоном, смирившись, спросила жена.
– Завтра к вечеру.
– А если машина не заведется?
– Заведется, я аккумулятор поменял.
– Но на улице, между прочим, мороз. И машину мы тоже могли бы новую купить.
– Купим, купим, – сказал Евгений Ильич, выбираясь из-за стола.
Он быстро собрался. Еда в дорогу уже была приготовлена, Зинаида упаковала ее в большой целлофановый пакет и подала мужу:
– Вот, в сумку брось.
– Заодно хоть дом протоплю, а то отсыреет.
– Отсыреет…
Отцовская дача, как называла ее Зинаида, представляла собой небольшой двухэтажный домик. Первый этаж был сложен из красного кирпича, а второй – целиком деревянный – был бревенчатый.
Домик этот, расположенный в хорошем месте на берегу реки, рядом с озером, в пятидесяти километрах от Москвы, принадлежал отцу Зинаиды, принадлежал до тех пор, пока генерал не умер. А затем дом по наследству перешел к дочери. Правда, в последние десять лет старый генерал туда не ездил, у него постоянно болела спина, а два инсульта сделали его почти инвалидом, и на даче он не появлялся, предоставив ее в распоряжение дочери и зятя.
Тепло одевшись, Евгений Ильич подошел к жене и поцеловал ее, чего не делал почти никогда или делал крайне редко. От подобного внимания Зинаида чуть было не прослезилась.
– Ладно, ладно, поезжай, Женя. Только поосторожнее там, смотри, не простудись. У тебя ведь как сквознячок какой, или ноги промочишь, тут же и насморк, и кашель…
– Хватит, знаю. Буду осторожен. Не на войну, в конце концов, еду.
– Ну, и хорошо.
Полковник Самохвалов спустился с третьего этажа во двор, смел снег с ветрового стекла скромной серой шестьсот двадцать шестой «мазды», забрался в салон и взглянул на окна своей квартиры. Зинаида смотрела на него. Евгений Ильич опустил голову, повернул ключ в замке зажигания. Машина завелась. Он махнул рукой жене, Зинаида тоже в ответ помахала.
– Ну, с Богом, – сказал Евгений Ильич, выжимая сцепление.
Через полтора часа он уже был на даче. Ворота открылись с трудом из-за глубокого слежавшегося снега. Из гаража Евгений Ильич принес большую деревянную лопату с обитым жестью лезвием и принялся разгребать снег у ворот гаража. Он вспотел, работал быстро. Машину загнал под крышу уже в темноте, затем долго возился с печью. Все это он делал, не снимая куртки и шапки: в доме царили стужа и сырость, и Самохвалов даже заиндевел от холода.
– Ничего, ничего, – бормотал Евгений Ильич, – сейчас дровишки разгорятся, самое главное, их не жалеть. А прогорят, еще подброшу.
Из сарая он принес белые березовые поленья, длинные, приятно пахнущие морозом, и уложил их поближе к печке.
– Ну, давай, давай, – подгонял Самохвалов, поправляя охваченные пламенем дрова.
За окнами синела ночь. На небе было непривычно много ярких звезд, в печке потрескивали поленья…
– Как здесь хорошо!
Гостиная постепенно прогревалась, стрелка термометра медленно ползла вверх и уже достигла отметки четырнадцати градусов.
– Ну, еще бревнышек шесть-восемь, и потеплеет градусов до восемнадцати. А восемнадцать – это вам не шесть, это совсем другое дело.
Окна начали запотевать, и по стеклам стекали капельки воды. Евгений Ильич вытащил из шкафа старенький «ВЭФ», воткнул его в розетку и повертел ручкой настройки. Он отыскал какую-то музыку и даже не сразу понял, почему остановился именно на ней. Это был джаз, старая-престарая импровизация. Только послушав немного, полковник вспомнил, что знает эту мелодию с детства: в джазовой интерпретации звучала основная тема из оперы Гершвина «Порги и Бесс». В юности Евгений Ильич серьезно увлекался музыкой, а потом забросил.
Время от времени полковник поглядывал на часы. Стрелки постепенно приближались к полуночи.
«Завтра воскресенье. Еще немного, и оно наступит».
Евгений Ильич поднялся с маленького стульчика, стоявшего у печки, и принялся распаковывать сумку. Он разложил на столе еду, вытащил из шкафчика бутылку водки. Водка была холодная. За руль ему сегодня не садиться, поэтому Самохвалов решил позволить себе выпить граммов сто-сто пятьдесят. Сделав два глотка, он точно уложился в намеченную норму, завернул винтовую пробку и