Хотя Четвертая Сирийская война представлена здесь как локальная, следует отметить, что она была, пусть и не крепко, связана с двумя другими войнами, которые велись между 222 и 217 годами до н. э. в удаленных областях: войной на Крите и Союзнической войной Филиппа V Македонского и ахейцев против этолийцев. Данный период демонстрирует эту общую черту эллинистических войн, которая усложняет любое историческое повествование о периоде эллинизма. Чтобы понять эти войны, нам надо превратиться в греческих наемников, сражавшихся в битве при Рафии: 6500 греков в армии Антиоха III и еще 11 000 — у Птолемея IV. Среди наемников с обеих сторон было 5500 воинов только с Крита. Критяне, служившие Антиоху III, находились под командованием человека из Гортины, а состоявшие в птолемеевской армии — под началом жителя Кносса, бывшего главным соперником Гортины. Присутствие критских наемников в армиях как Селевкидов, так и Птолемеев было связано с политической раздробленностью Крита. В 222 году до н. э. Гортина и Кносс объединили силы против Ликта, единственного города, который угрожал их гегемонии. Но они столкнулись с противодействием, связанным, возможно, с социальными конфликтами. Война против Ликта спровоцировала гражданские войны во многих городах, расколовшие в конце концов союз Кносса и Гортины. Этот критский конфликт развивался параллельно и в связи с войной Филиппа V и ахейцев против этолийцев. Гортинцы и их союзники поддерживали Филиппа V, в то время как кноссцы были союзниками этолийцев.
Историк того времени Полибий назвал этот феномен symploke («переплетение, соединение»). В 217 году до н. э. в переплетение Восточного Средиземноморья добавился новый важный игрок — Рим. Мы рассмотрим эту историю после обзора политической организации эллинистического мира.
5. Цари и царства
Basileia: царская власть в эпоху эллинизма и ее разные истоки
Анонимный автор времен эллинизма так определяет царскую власть: «Монархическая власть [basileiai] не дается людям ни природой, ни законом; она дается тем, кто способен командовать войсками и разумно решать политические вопросы». Это определение, ставящее военные заслуги выше легитимности, порывает с более ранней греческой традицией царской власти. До Александра эллины знали лишь таких царей, которые имели титул (basileus) в соответствии с правовыми традициями: по причине принадлежности к определенному роду — например, Аргеадов в Македонии — или вследствие избрания на годовой пост басилея, имевшийся в некоторых городах. Но современники Александра и диадохов стали свидетелями того, как царей создавали военные победы. Именно победа сделала Александра сперва фараоном Египта, а потом — царем Азии. Все диадохи претендовали на царство, опираясь на свои военные успехи, а не на династическую легитимность. Антигон Гонат был признан царем не сразу после смерти своего отца в 283 году до н. э., хотя он и командовал войсками, и контролировал территории, но лишь после своей победы над галатами в 277 году до н. э. Сходным образом не решались назвать себя царями первые династы Пергама. Лишь победа Аттала I над галатами ок. 238 года до н. э. позволила ему принять этот титул. Западные греки Сицилии имели долгий опыт монархической власти тиранов, но первым, кто принял титул царя (басилея), был Агафокл, опиравшийся на свои достижения в войнах. По примеру диадохов он не ввел в титулатуру географические или этнические уточнения. Он не именовался «царем Сицилии» или «царем сиракузян». Он был просто царем Агафоклом, то есть царем любой территории, которую мог контролировать. Лишь Кассандр использовал этнически маркированный титул — «царь македонян». Намеренная размытость титулатуры эллинистических царей давала возможность беспредельного расширения их власти; то было приглашение к завоеванию.
После установления эллинистических династий легитимность царей опиралась на династический принцип наследования — как правило, от отца к сыну; власть царя зависела от его армии. Старый ритуал провозглашения царя собранием воинов имел огромное символическое значение. Мы предполагаем, что в доэллинистической Македонии при смерти царя влиятельные члены двора представляли армии человека, в отношении передачи монархической власти которому было достигнуто добровольное или вынужденное соглашение. Армия признавала его царем и командиром путем аккламации[31]. Эта практика сохранилась после падения дома Аргеадов. После времени диадохов о торжественном объявлении царя сообщается лишь в контексте узурпации или спорного престолонаследия, но это не значит, что оно не происходило в нормальной ситуации. Весьма вероятно, что в царстве Птолемеев провозглашение царя совершалось не только перед армией, но и перед населением столицы — Александрии.
Но эллинистическая царская власть лишь частично базировалась на македонских традициях. В равной степени было важно и иноземное влияние. Когда Александр захватил Египет, он, вероятно, повторил интронизацию фараонов; на престол в ахеменидской столице он воссел как преемник великих царей, заимствовав элементы их царского облачения. Мы не знаем, как на египетские ритуалы реагировал круг его македонских друзей. Но мы знаем, что принятие им персидских традиций в том, что касалось платья и церемониала,
