Утро застало Клода в бодрости и с непереносимой головной болью. Он проснулся еще глубокой ночью, но отчего-то не решался оставить свою комнату, пока естественный свет не станет ярче свечи, освещавшей его лицо. В мягком полумраке перед ним проплывали лица его друзей из Анриса, обязательно недовольное — отца, одутловатое — Берты и хитрое — Дика. Иногда мелькали удивленные физиономии жандармов под тяжелыми блестящими касками, иногда темными тенями проходили лица тех, кого он с радостью забыл бы, но не мог. Постепенно сумрак комнаты рассеивался, а вместе с ним и призраки становились все светлее, пока окончательно не растаяли в солнечном свете.

До полудня Клод решил прогуляться по городу. Пожелав хорошего дня Лукасу, он перекусил в таверне и вышел на мощеную улочку. Безоблачное небо вдохнуло в него надежду на новую жизнь, желание жить, не оглядываясь на прошлое. Теплый влажный воздух окутал его, заполнил легкие, обещая перемены, которых так жаждала душа. И Клод пошел вдоль узкой улочки, изучая новый город.

Заполненная зеленью Тремола казалась нарядной, даже праздничной. По двускатным крышам домов на брусчатку скатывалось солнце, на листьях деревьев еще немного блестела роса. Город будто дышал предчувствием большого события: на столбах и ветках деревьев развевались разноцветные ленточки, газоны и клумбы были тщательно вычищены от сорняков, а брусчатка под ботинками Клода была темной от воды, хотя ночью дождя не было. Ее вымыли накануне, то ли в стремлении придать аккуратности городу, то ли в попытках смыть что-то… Клод мотнул головой, прогоняя неприятную мысль, и стал изучать окна домов, которые были разной величины и с разным орнаментом, где-то со ставнями, а где-то без. Каждый дом был непохож на предыдущий, стремясь выделиться какой-то своей особенностью: будь то необычный флюгер, или небольшие колонны у парадного входа, или кованые решетки маленьких балконов, или резные ставни, походившие больше на кружево. Наконец, улочка закончилась, приведя путника под арку, за которой просматривалось большое открытое пространство. Цветочные магазины благоухали мимозами и лилиями, на небольшой площади перед церковью играл аккордеонист, а вокруг бегали босые дети с почерневшими от грязи ступнями. Рядом с ними бил фонтан практически вровень с мостовой, и дети периодически забегали в воду, но ноги их чище почему-то не становились. В самом центре площади возвышалась белая башня, кровля которой будто упиралась в небо. На самом верху разместились часы, которые будто бы поддерживали лиса, орел и рыба. Сами часы были большие и круглые, а на месте циферблата просвечивал весь часовой механизм.

Ленивые толстые голуби, стараясь не попадать детям под ноги, подбирали крошки за праздными людьми, сидящими на террасах. И все эти звуки — аккордеона, крики детей, хлопанье птичьих крыльев — сливались воедино, превращаясь для Клода в таинственную мелодию, которую ему вдруг ужасно захотелось нарисовать. И в этой идиллической картине он уже видел для себя место чуть поодаль, в тени деревьев, где удобно поставить мольберт и можно не щуриться от яркого солнца.

— Вот ты где, — чья-то рука опустилась ему на плечо, разрушив стройный ход мелодии. Клод даже не испугался, отчего-то пребывая в полной уверенности, что с ним ничего плохого просто не может произойти. — Опять маскируешься? Черный цвет явно не твой…

За спиной он обнаружил высокого молодого человека с тонкими чертами лица и светлыми волосами, собранными в хвост. Одет он был со вкусом, причем в одежде явно прослеживалась попытка подчеркнуть собственную состоятельность: перламутровые пуговицы явно дорогого темно-синего костюма переливались на солнце и сразу бросались в глаза, из кармана выглядывала золотая цепочка часов, а в левом ухе поблескивал бриллиант. При виде лица Клода, глаза его потемнели, а губы плотно сжались.

— Прошу извинить, — небрежно бросил он и поспешил скрыться в толпе. — Обознался.

Клод так и остался стоять в недоумении, напоследок отметив про себя простую черную ленточку в волосах незнакомца, не совсем уместную при таком дорогом наряде. Но от размышлений его быстро отвлек знакомый голос.

— Думал, ты не придешь. Извини, опоздал немного, — весело сказал Марк, радостно пожимая протянутую руку. Его рыжая шевелюра на солнце казалась и вовсе огненной. Теперь, без полумрака таверны, Клод с интересом изучал его лицо. В чем-то оно ему напомнило лицо незнакомца: острый подбородок, точеные скулы и тонкие губы. Но под рыжими волосами сияли удивительно зеленые глаза, которые искрились, переливались, будто драгоценные камни, и словно жили своей жизнью. Потрясенный Клод неожиданно для себя пробормотал:

— Я хочу тебя нарисовать.

— Что? — не понял Марк. — Друг, ты чего?

— Просто мне показалось, что получится неплохой портрет… — замялся Клод, почему-то ощущая неловкость. — Не пойми неправильно…

— Так ты художник? Рисуешь, да?

Клод кивнул.

— А это очень даже неплохо, знаешь, — протянул Марк, задумавшись о чем-то своем. — Я думаю, что смогу тебе помочь устроиться. Но сначала посмотришь на свой новый дом. Идем, это недалеко.

Не дожидаясь ответа, он пошел в противоположную сторону от той, откуда пришел. Клоду было жаль уходить и оставлять это чувство охватившей его на миг гармонии, но пересилить себя было проще, чем казалось. Стараясь не отставать, он то и дело заглядывался по сторонам, стараясь не упустить ничего важного из виду и запомнить дорогу. Но Марк шел какими-то улочками и переулками, постоянно петляя между домами, а потому Клод просто глазел на увитые плющем приземистые дома, соединявшиеся друг с другом арками и переходившие один в другой, образуя плотную стену. Вскоре дома закончились, и они оказались на широкой дороге, выходившей на мост.

— Это наша река Морилам, — сказал Марк, остановившись перед самым мостом. — Она течет через весь город, разделяя его почти ровно пополам.

Едва нагнавший его Клод подошел к высоким перилам небольшой набережной и перегнулся, чтобы получше рассмотреть воду. Сероватая мутная волна выносила на берег тину и камни, но все это оставалось ниже уровня берега, по которому ходили люди. Клод припомнил, что не видел реки на пути сюда, хотя, вполне возможно, что он приехал с другой стороны, да и тот туман… Вдруг из-под моста показалось что-то темное и большое. Клод присмотрелся и понял, что это человек, повернутый лицом вниз.

— Марк! — вскрикнул он. — Там человек, смотри! Человек! Надо ему помочь!

Но Марк даже не шелохнулся, словно такое зрелище было ему не впервой.

— Не надо, — удивительно спокойным голосом ответил он. — Этот человек мертв, а я очень не люблю прикасаться к трупам.

— Что? — непонимающе спросил Клод. — Как?

— Идем. Расскажу по дороге.

Они перешли мост в молчании, будто Марк набирался сил, прежде чем решиться на рассказ. Стоило ему увидеть того человека, как какой-то внутренний огонь в нем угас, и из небожителя он снова превратился в обычного человека.