Панк-хроники советских времен

Книга открывается впечатляющим семейным портретом времен распада Советского Союза. Каждый читатель, открывавший роман Льва Толстого, знает с первой же страницы, что «все семьи несчастны по-своему», номенклатурные семьи советской Москвы несчастны особенно. Старший брат героини повествования, в ту пору пятнадцатилетней девочки, кончает жизнь самоубийством. Горе семьи, не сумевшее сделаться общим, отдаляет Анну от родителей. У неё множество странных, но интересных друзей-подростков, в общении с ними Анна познает мир, их тени на страницах этой книги. Как и большинству её сверстников, Анне тесно в жестких рамках общества. Жизнь дает ей шанс — она уезжает в Америку, чтобы еще раз испытать свою судьбу.

Спустя годы Анна приезжает с мужем отпраздновать «юбилей» своего брака на остров Барбадос в отель, где жил и умер Рудольфо Валентино. С его именем связано поверье, что фанаты, приезжающие ему поклониться, умирают от загадочного вируса. От неизвестного вируса заболевает Анна, во сне ей является знаменитый писатель Уильям Берроуз, который объявляет ей, что со смертью надо подождать, и ей нужно будет скоро вернуться в Москву.

ФрагментМолчаливая выносливость, благославенный, удивительный дар, не относился к ниспосланным моим предкам достоинствам. Моя мать, какие бы действия она не предпринимала, и как бы ни кипела внутри, не срывалась на крик, но действовала. Она поджимала губы, стискивала зубы и в дело шли тарелки, ложки, стулья, колбаса. Мама не нападала, а защищалась. Она осталась сиротой в подростковом возрасте. Её мать, моя бабушка, обварилась кипятком и умерла мучительной смертью на глазах у мамы. Родственники приехали из деревни и забрали последние пожитки. Ей дали опекуна, который попытался её соблазнить и прописаться у неё в комнате. Защищаясь, она разбила окно табуреткой. Соседи вызвали милицию и опекуна забрали для выяснений. Суд оказался на стороне мамы, так как у опекуна уже была судимость. Иллюзий у мамы не осталось. Суровая действительность диктовала. Я ничего не знала о маминой жизни. Для меня отыскать закатившуюся под диван колбасу и съесть — было пределом мечтаний. Закатившись под диван, докторская колбаса вкусно пахла и, казалось, светилась в темноте от собственного аромата. Но дотянуться до неё не удавалось. Один из моих воинствующих предков выбросил в окно швабру, ручку которой можно было использовать, как инструмент. Я активно участвовала в процессе эволюции и выживала, как могла.