– Он живет за несколько домов отсюда. Я думала, он нормальный, болтали с ним пару раз на улице.
– Чертов клоун!
Ясмина наклоняет голову, проглатывает таблетку и скользит к кухонному островку, ступая, как балерина. Делает пируэт, бросается на мраморную столешницу, извивается и эротично обнимает ее.
Николас садится на диван, откидывается на спинку. Хотел бы он расслабиться так же, как сестра, стать таким же сумасшедшим. Все-таки они вместе лежали в утробе, давились одними и теми же околоплодными водами. Но генам до этого, похоже, нет никакого дела, общая у них только внешность. Смуглая кожа и темные волосы от итальянца-отца, стройные фигуры – от матери. Они всегда выглядели моложе своих лет, и Ясмине это всегда нравилось. Но Николаса это не радовало. Кому охота, чтобы его всю жизнь считали миленьким мальчиком?
Ясмина подходит к нему с миской фундука, ставит ее на стол, отодвигает его ноги, чтобы освободить себе место на диване, берет орех и ковыряет его кухонным ножом. Николас вздрагивает от одной мысли, что у нее может соскользнуть рука.
– А щипцов для орехов у тебя нет?
– Где-нибудь валяются, но и так сойдет. Ой! – Из свежего пореза на ладони начинает сочится кровь.
Ясмина морщиться и подносит ладонь ко рту.
– Давай сюда. Я попробую.
Ясмина протягивает брату нож, Николас кладет орех на стол и ударяет по нему рукояткой. Орех отлетает в сторону и катится по полу.
Выругавшись, он откладывает нож в сторону, неверными шагами идет на кухню и начинает рыться в ящиках. Среди поварешек и венчиков находит щипцы для орехов:
– Держи.
Ясмина берет щипцы и раскалывает скорлупу. Спрашивает брата, хочет ли он орех, но пол вдруг ускользает из-под ног. Кажется, что они плывут на пароме среди высоченных волн. Он расставляет ноги, чтобы держать равновесие, раскидывает руки:
– На «Титанике». Мы на «Титанике».
– Что ты несешь? Иди сядь.
– Ты что, не видишь? Все качается.
Ясмина усаживает его на диван:
– Да, ты прав. Мы тонем, тонем…
Они разражаются хохотом, но все быстро проходит, когда «Титаник» переворачивается.
– Что это за таблетки?
– Что надо, гарантирую. – Она скрещивает два пальца.
Ну и хрень! Николас кладет голову на колени сестре, чтобы справиться с приступом головокружения. Ждет, что вот-вот преодолеет очередную жизненную веху. Тридцатник. Еще чуть-чуть, и можно праздновать. Он тянется за телефоном и проверяет время – 23:37. Бросает взгляд вверх, на сестру, но та спит с приоткрытым ртом, откинувшись на спинку дивана. Отлично. Теперь ей не о чем беспокоиться. До двенадцати осталось всего двадцать минут.
Разве что-то еще может произойти?
Глава третья
Николас просыпается и чувствует на щеке что-то липкое. Вернее, просыпается именно от того, что чувствует на щеке что-то липкое. Он не понимает, что причина, а что – следствие, он лежит в чем-то мокром, а когда приподнимает голову и щурится, то как будто отрывает ухо от мокрой впитывающей салфетки.
Где это он? Обивка кресла с рисунком под зеброву шкуру, пустые пивные бутылки на столе, серые кухонные ящички. У Ясмины. У сестрицы дома. Он видит рядом с собой ее расслабленную руку, пальцы согнуты так, что ногти, накрашенные красным лаком, указывают прямо в потолок. Точно, они уснули, и его голова лежит у нее на коленях. Он разворачивает голову и смотрит ей в лицо. Снова быстро кладет голову на место. Закрывает глаза. Что это было?! Образы мелькают под закрытыми веками.
Наверняка показалось. Да и что это вообще были за таблетки? Вечно он не может отказаться.
Он снова поворачивает голову. Открывает глаза как можно медленнее, но галлюцинация не исчезает.
Голова Ясмины свисает, как у мертвой курицы, повсюду кровь. Он вскакивает с дивана и смотрит на сестру. Она заваливается на сторону и падает лбом в диванные подушки, так что видна только половина ее лица. Пряди темных волос испачканы кровью.
Он отходит на шаг назад, закрывает лицо руками, но почти сразу же заставляет себя опять посмотреть на Ясмину. Этого не может быть!
Николас осторожно подходит к сестре и проводит кончиками пальцев по волосам. Они тут же окрашиваются кровью, и он для верности трет их друг о друга. Да, это кровь.
Странный шум в ушах, из-за которого он отключается, никуда не исчез.
Ему было четырнадцать, когда это случилось в последний раз, но Николас помнит все так ясно, как будто это было вчера. Та же паника, то же желание бежать куда глаза глядят, но невозможность пошевелиться, невозможность понять, что нужно делать. К лицу приливает кровь, тело охватывает жар.
«В „Скорую“! – проносится мысль сквозь наркотический дурман. – Нужно звонить в „Скорую“».
Он наклоняется вперед, берет сестру за плечи, осторожно трясет:
– Ясмина, очнись.
Но он знает, что она никогда уже не очнется.
Сестра мертва. Убита. Он видел рану на шее, когда она упала на диван. И кровь. Розовые диванные подушки стали красными, красный цвет везде – на столе, на ковре, у него на одежде, на футболке, на джинсах. Цвет кричит о смерти прямо ему в лицо.
Осознание приходит внезапно, и он сдерживает нечеловеческий крик, уткнувшись лицом в сгиб локтя.
Ясмина мертва. Он не знает, куда ему бежать, не может справиться с охватившими его чувствами. Боль. Боль такая, что можно сойти с ума. Как будто его вот-вот разорвет на миллионы атомов.
Взгляд цепляется за что-то, что лежит у него под ногами. Нож. Тот самый нож, которым они пытались колоть орехи. Он испачкан кровью.
Николас опускает локоть, вытирает слюну, вытекающую из уголков рта, и до него медленно доходит, что все это означает.
Его посадят за убийство.
На рукоятке ножа его отпечатки пальцев, его одежда измазана кровью сестры, и он здесь один. Больше никого нет.
Где-то посреди приступа шока и паники мозг переключается в режим самосохранения. Ясмина мертва, а ему нужно убираться из квартиры как можно скорее.
Он поднимает нож и засовывает его за пояс. Собирает бутылки со стола и бегом относит их к мойке. Вытирает их тряпкой, бросает в мусорную корзину под раковиной. Потом проходится везде и с особым усердием вытирает места, где могли остаться его отпечатки пальцев. Действует в основном наугад: кухонный островок, холодильник, мойка… Идет в ванную. Открывает воду, набирает пригоршню и брызгает себе в лицо. Трет лицо, проводит пальцами по волосам. Смывает кровь с волос. Вода в раковине окрашивается в розовый цвет, убегает в слив, как раненое облачко. Он вытирается полотенцем, вешает его обратно на крючок, бежит к лестнице. Не может удержаться и снова бросает взгляд на диван. Когда он видит сестру, к горлу подступает комок. Там лежит его душа, его двойняшка.
Прерывисто дыша, Николас сбегает вниз, в прихожую, и натягивает на себя пальто. Плотно закрывает дверь, ищет кожаные перчатки. Находит их в кармане. Надевает и