Догнав мать в коридоре, она спросила:
– И это называется решить вопрос с Соколовым?
– Оставь меня в покое! – Ираида Самсоновна вскинула руки, словно освобождаясь от ее назиданий.
– Как же ты не понимаешь… Он может уволиться. Мне нет дела до ваших личных отношений, но…
– Незаменимых людей нет! – прервала ее Ираида Самсоновна.
– Есть! – Надежда остановилась и повторила: – Есть! Валентин Михайлович – превосходный закройщик дамского платья. Другого такого нет.
– Не преувеличивай. – Ираида Самсоновна обняла дочь, потом, отстранившись, заметила: – Ты сегодня очень хорошо выглядишь.
– Пообещай, что вернешься в закройную и все исправишь.
– Сейчас? – Ираида Самсоновна манерно закатила глаза. – Только не это…
– Тогда я сама поговорю с Соколовым, и пусть тебе будет стыдно. Вместо того чтобы помогать, ты постоянно все портишь.
– Я порчу?
Сообразив, что переборщила, Надежда прижалась к матери:
– Прости, сорвалось. Сегодня у меня трудный день.
– Ну, хорошо, – Ираида Самсоновна заговорила низким, обиженным голосом: – Я пойду. Только предупреждаю: с моей стороны извинений не будет.
Надежда проводила мать взглядом и вышла в фойе. Там заметила, что дверь в мужскую гостиную приоткрыта, хотела захлопнуть ее, но услышала, что внутри кто-то есть, и вошла в темное помещение. В незаконченной гостиной повсюду громоздилась нераспакованная мебель. Мужской голос доносился из глубины, оттуда, где была мужская примерочная.
– Не хочу этого делать, – сказал мужчина. – Ничем хорошим это не кончится.
Пока Надежда шарила рукой в поисках выключателя, разговор продолжался:
– Вы обезумели… Вспомните, о чем мы договаривались… Нет. Он не переживет этого дня.
Надежда нащупала выключатель и зажгла свет. В глубине примерочной стоял высокий седовласый мужчина, одетый в элегантный темно-синий костюм. Он резко обернулся и бросил в трубку:
– Перезвоню.
– Что вы здесь делаете? – спросила Надежда.
– Говорю по телефону. В гостиной слишком многолюдно. Значит, вы и есть та самая Надежда Раух?
– Да, это я. – Она улыбнулась. – По вашему костюму вижу, что вы клиент Анастаса Зеноновича.
Мужчина широко улыбнулся и представился:
– Сергей Аполлинарьевич Козырев.
– Для телефонного разговора могу предложить свой кабинет. Там никого нет.
– Благодарю, не стоит. Я уже закончил, – Сергей Аполлинарьевич оглядел комнату: – Это примерочная?
– Она еще не готова, – Надежда вышла за дверь: – А здесь будет мужская гостиная. Специально для Тищенко мы выкупили соседнее помещение.
– И это очень разумно. Анастас Зенонович – та самая пресловутая курица, которая несет золотые яйца. Признаюсь, прежде чем явиться сюда, я справился о вас.
– И что же узнали? – поинтересовалась она.
– Вас превосходно характеризуют, – сказал Козырев. – Вы – талантливый модельер.
– Неужели?
– Оставьте это кокетство…
Беседуя, они вышли в фойе и двинулись туда, где в окружении клиентов стоял Тищенко. Краем глаза Надежда заметила, что в гостиной появились ее мать и Валентин Михайлович Соколов, высокий аристократичный мужчина с пышными, посеребренными сединой волосами.
– Позволите? – К Надежде подошел Шимаханский и, взяв ее под руку, подвел к простенку между окнами: – Откуда у вас эта картина?
– Ее купила моя мать.
– Где, если не секрет?
– Этого я не знаю, но могу спросить.
– Если не трудно…
Надежда оглянулась и увидела, что Ираида Самсоновна с кем-то беседует.
– Чуть позже… – сказала она и спросила: – Считаете, картина представляет какую-то ценность?
– Нет, не думаю. Однако очень милая композиция – полуфигурный портрет юной девушки на фоне идиллического пейзажа. Ее бальное платье похоже на подвенечное. Не находите? Навскидку – девятнадцатый век.
– Судя по корсету и юбке-колоколу – это не ампир. Значит, не начало и не конец девятнадцатого века, когда на смену кринолинам пришли турнюры и юбки по бедрам. Думаю, что портрет написан в пятидесятые годы девятнадцатого века.
– Приятно иметь дело с профессионалом, – сказал Шимаханский и, обернувшись, поискал кого-то глазами: – Анастас Зенонович обещал мне примерку костюма.
– Сегодня? – удивилась Надежда.
– Ближайшие дни у меня заняты, и, раз уж я здесь, лучше примерить костюм сейчас.
Надежда подозвала Викторию, велела проводить Шимаханского в мужскую примерочную и принести туда все, что он скажет.
Тем временем гости начали расходиться. Ушли Фридманович и Соколов. К одиннадцати часам в гостиной и в фойе остались несколько человек. Когда после примерки в гостиную вернулся Шимаханский, Воронович подал патрону пальто, они попрощались и вышли.
Проводив Анастаса Зеноновича и последних гостей, Ираида Самсоновна приказала официантам убрать фуршетные столы.
Надежда сняла туфли и устало полулегла на диван.
– Кажется, все прошло хорошо.
– Тищенко – вполне светский человек, – заметила Ираида Самсоновна.
– Что с Соколовым?
– Мы поговорили. Разговор был тяжелым, тем не менее он успокоился… – Ираида Самсоновна хотела продолжить, но ее прервал долгий звонок.
Мать и дочь тревожно переглянулись. Виктория побежала к двери. Спустя минуту в гостиной появились Воронович и дежурный охранник. Они внесли Шимаханского. Безвольно повиснув в чужих руках, он в такт шагам болтал головой.
– Ему стало плохо в машине! – крикнул Воронович. – Звоните в «Скорую»! Немедленно!
Надежда вскочила с дивана, туда положили Шимаханского. Он был бледен и чуть заметно дышал.
Набрав номер и дождавшись ответа, Ираида Самсоновна уточнила:
– Он – гипертоник?
Вадим Воронович вырвал у нее трубку:
– Мужчина, шестьдесят один год. Шимаханский Антон Геннадьевич. Сердечный приступ, возможно – инфаркт. Адрес? – Он сунул трубку Надежде: – Ваш адрес! Говорите!
Диспетчер приняла вызов и сообщила, что «Скорая» прибудет в течение десяти минут. Ираида Самсоновна и Надежда стянули с Шимаханского пальто, расслабили галстук и расстегнули воротник сорочки.
– Если он сердечник, в карманах есть нитроглицерин, – предположила Надежда.
– Ищите! – крикнул Воронович.
Надежда прошлась по карманам пиджака, проверила нагрудный, затем взялась за пальто.
– Здесь есть таблетки…
– Не сметь их давать! – крикнула Ираида Самсоновна и распорядилась: – Откройте окно!
Воронович бросился к окну и распахнул его настежь. Шимаханский тихо лежал на диване, его лицо все больше бледнело, грудь вздымалась все реже. Надежда нащупала на запястье пульс:
– Сердцебиение замедляется!
– Не паникуй! – Ираида Самсоновна выглянула в окно и радостно обернулась: – «Скорая» приехала!
Через минуту в гостиную вбежали двое мужчин в форменных костюмах. Один из них раскрыл чемодан, другой бросился к Шимаханскому, буквально разодрал на нем сорочку и приложил к груди головку фонендоскопа. Потом раздвинул пальцами веки, взглянул на зрачок и крикнул:
– Остановка сердца! Дефибриллятор! – Врач выпрямился, стянул с себя куртку и швырнул ее в сторону. – Помогите перенести его на пол!
Вадим Воронович ухватил патрона под мышки, врач взялся за ноги. Шимаханского перенесли на ковер.
– Теперь уходите!
Все, кто был в гостиной, вышли в фойе. Ираида Самсоновна велела охраннику прогнать официантов. Выполнив приказ, охранник вернулся, чтобы полюбопытствовать, однако Надежда сорвалась на него, крикнув:
– Уйдите!
Охранник сел на свое место и уткнулся взглядом в столешницу.
Минут через десять из гостиной вышли врачи. К ним кинулись с вопросами:
– Ну что?
– Как он?
– Жив?
Врач медленно покачал головой и опустил глаза:
– Все бесполезно. Он умер.
Глава 2
Ордер на обыск
Утром следующего дня Надежда Раух пригласила в свой кабинет Ираиду Самсоновну и администратора Викторию.
– Прошу вас не распространяться о том, что вчера случилось, – с расстановкой проговорила она. – По большому счету, смерть Шимаханского нас не касается. Но он умер в стенах ателье, и я не хочу, чтобы об этом знали заказчики.
Когда Виктория вышла, Надежда сказала матери:
– Не