И наконец она сдалась. Мне представлялось, как она, съёжившись, как маленькая девочка, обняв коленки, замерла где-то в глубине моего мозга. Напуганная, растерянная, отчаявшаяся. Я бы мысленно потрепала её по голове, утешая, но пока что великодушия на это у меня не хватало.
Да и рано проявлять великодушие. Сто процентов, это только первая стычка, Эсуми так легко не сдастся. Накопит сил, подстережёт слабину и атакует.
Но пока… я сосредоточилась, впервые ощущая себя абсолютно живой.
Содранные колени болели, под ногти забилась кровь, сердце стучало где-то в ушах, так быстро, словно пыталось вырваться. Зато я полностью управляла этим телом.
Я победила!
Не помня себя от радости, я вскочила и закружилась, широко расставив руки. Хотелось кричать от восторга, от радости дышать полной грудью, наконец чувствовать это тело по-настоящему своим. Меня словно выпустили из тесной темницы, и я никак не могла надышаться, нарадоваться этим новым-старым ощущением свободы.
И тут раздавшийся ледяной голос пригвоздил меня к месту:
— Ты рехнулась, что ли, Эсуми Макирон Лилле?
Ладони повлажнели, и я сглотнула, увлажняя пересохшее горло. С невесть откуда взявшейся робостью подняла взгляд.
Тёмно-синие. Его глаза были тёмно-синие, цвета грозового неба. Губы упрямые, сурово сжатые. Недоброе лицо и взгляд свысока. Он стоял посреди просторного коридора, мерил меня равнодушно-холодным взглядом и молчал.
Сердце заколотилось где-то в горле. Вот и встретились, «братец». Сам меня нашёл. Вот только как бы объяснить ему, чем я тут только что занималась? Внезапный приступ мазохизма?
Впрочем, объяснять не пришлось. Полоснув меня презрительным взглядом, «братец» отвернулся и куда-то пошёл.
Я бросилась следом:
— Погоди! Постой!.. Райен!
Имя затронуло некие глубинные струны в душе. Как будто что-то гулко и басовито зазвенело внутри, распространяя приятные волны. Но времени задумываться об этом не было.
Останавливаться он не собирался, и я нагнала его, забежала вперёд, распахнула руки, загораживая дорогу. Райен зло уставился на меня, а какая-то идиотская восторженная часть в моей душе глупо завопила: божечки, как он круто хмурит брови! От его взгляда у меня прямо ёкало внутри.
— Я случайно узнала одну вещь, — заторопилась я. — Тебя пошлют на отработку, уже послали, ведь правда? Не едь. Я знаю, что на тебя хотят напасть. Некромант…
Он даже не дал мне докончить.
— Чего тебе нужно? — спросил с яростью, от которой я аж попятилась. — Ты думаешь, я тебе поверю? Вот сейчас, после всего, вдруг поверю, что ты раскаялась и воспылала сестринскими чувствами? Опять планируешь какую-то западню, думаешь, я не понимаю? Сгинь с моих глаз долой!
Больше не обращая на меня внимания, он двинулся вперёд. Пришлось отскочить, иначе он снёс бы меня, как трактор осинку.
Я прикусила губу изнутри. Чёрт, могла бы догадаться, что он не поверит. Как же его убедить…
— Ладно, не верь мне, — я снова догнала его, схватила за руку, которую он в то же мгновение выдернул. В тёмных глазах промелькнуло смятение, но сразу исчезло. Я продолжала: — Не верь, но не поддавайся на их подначки, они тебя специально будут выводить из себя, спихивать на тебя всю работу. Не перенапрягайся, будь настороже!
Райен стиснул зубы, я заметила, как заиграли желваки на его челюстях. В следующий миг сильные жёсткие пальцы впились в мои плечи.
— Не приближайся ко мне, маленькая лживая дрянь, — наклонившись, прошипел он мне в лицо. Я замерла, как заворожённая, не потому, что испугалась, а наоборот — тёмный огонь в его глазах заставил всё внутри застыть словно от непонятного предвкушения. — Да будет проклят тот день, когда боги решили сделать тебя моей сестрой.
Он отпустил — вернее, отшвырнул меня. Не удержавшись на ногах, я попятилась, упёрлась лопатками в стену. Райен уже удалялся прочь, широкими размашистыми шагами. Даже спина его выражала презрение.
Да-а. Тут непаханое поле, я посмотрю. Не только не поверил — выслушать до конца не пожелал.
И тут вдруг из глубины души горячей волной поднялась злость, обида и желание отомстить. Я сжала кулаки и громко закричала:
— Ну и сдохни! Сдохни!
Не оборачиваясь, Райен сделал грубый жест.
Я рефлекторно вцепилась ногтями в собственную руку.
Блин, Эсуми! Пошла назад, какого чёрта ты вылезаешь в самые ненужные моменты?!
Теперь он сто процентов будет уверен, что я пыталась расставить ему западню и отказываться от отработки ни в коем случае нельзя. Специально сделает всё наоборот.
Помогла, называется!
Заодно я наконец выяснила, как зовут моих подружек. Пухленькая была Минда, тоже какая-то графиня, а высокая с косой — Алана, её титул у нас равнялся бы, если я правильно поняла, виконтессе. Меня же звали Эсуми или просто Суми.
Ещё удалось узнать, что все мы втроём учимся на первом курсе Магической академии Асмеи (так называлась столица Ивланты), по профессии целительницы. Это меня очень обрадовало, и к лекциям я стала прислушиваться куда внимательнее. Целители — это же почти те же медики. Конечно, раз уж мир вокруг магический, файерболы я бы тоже покидать не отказалась… но управление чистой энергией изучали на пятом курсе, и то для этого нужно было взять спецкурс.
А на первом курсе шла в основном теория. Я мысленно вздохнула. Повторять первый курс дважды — врагу не пожелаешь. Остаётся надеяться, что здесь не гоняют так сильно, как у нас.
Или что это действительно сон, и я скоро проснусь.
Когда вечером мы, усталые, возвращались обратно в общежитие, меня негромко окликнули сзади. «Носительница» обернулась, я почувствовала, что она обрадовалась.
Ещё бы: перед нами стоял тот фрукт из столовой. Тёмненький.
Глава 3
Делать было нечего, и я поплелась к себе. Отговорившись усталостью, почти весь вечер просидела в своей комнате, то читая конспекты Эсуми, то пытаясь вытягивать её воспоминания. Первое выходило с переменным успехом, последнее — вообще никак. После того как она узнала о моём присутствии, между нами словно появилась ледяная стена. Иногда через неё просачивались особо сильные чувства, но в остальном сколько я ни пыталась достучаться до Эсуми, она не реагировала.
Это было плохо, но поправимо. Вернее, я надеялась, что поправимо. Если до встречи с магом я не сумею приручить Эсуми и по возможности слиться с ней, боюсь, это будут последние денёчки моей свободы.
Ещё постоянно свербело беспокойство о Райене. Почему-то мысль о том, что его могут убить — да даже ранить, — вызывала во мне почти физическую боль. Я твердила себе, что он взрослый мужчина, что сам справится, что тот, кто предупреждён — вооружён, но беспокойство не унималось.
К утру оно достигло такой степени,