Оставшееся время завтрака прошло, слава богам, без инцидентов. Близнецы периодически закидывали меня каверзными вопросами, я довольно умело их парировала, дин Ланнверт посматривал в мою сторону, но, к счастью, не заговаривал. А дин Койоха каждый раз, когда наши глаза встречались, подбадривающе улыбался.

Сразу после десерта, я, скороговоркой пробормотав что-то похожее на «спасибо, было очень вкусно, а теперь я вынуждена вас покинуть», — быстро удалилась. Дин Ланнверту это, кажется, не понравилось, но он не сделал попытки удержать меня.

Мне казалось, я знаю обратную дорогу, но, свернув несколько раз, я поняла, что заблудилась. Упрямство — и врождённое любопытство — не позволили сдаться сразу, и я некоторое время кралась по незнакомым коридорам, с интересом заглядывая в комнаты. Потом забрела в тупик, пришлось вернуться и идти обратной дорогой.

И, свернув в очередной раз, я наткнулась на идущего навстречу узколицего нейда в тёмно-зелёном костюме. Того самого, что сидел справа от меня за завтраком.

Я собиралась просто кивнуть и пройти мимо, но нейд вдруг ощерился и кинулся мне навстречу. Я не успела и вскрикнуть, как он прижал меня к стене.

— Какая милая маленькая цыпочка гуляет тут одна, — задышал он мне в лицо, ухмыляясь.

Я настолько не ожидала этого, настолько была ошеломлена, что не сразу отреагировала, когда он осмелился дотронуться до моей груди.

Зато наконец поняла — это он тот негодяй, что трогал меня за столом. Я и тогда уже подумала, что это не один из близнецов. Хоть они и издевались, и зубоскалили, мне показалось, они делали это не из природной злобности, а из простого легкомыслия. Тоже, конечно, нехорошо, но я не могла держать на них зла. Они напомнили мне братьев подруги из пансиона, те тоже постоянно подтрунивали и подначивали нас.

— Не смейте прикасаться ко мне! — я оттолкнула его, собрав все силы. Передёрнулась от гадливости. — Не знаю, что вам сказал дин Ланнверт, но я вам не куртизанка!

На его лице и тени сомнения не появилось. Напротив, улыбка стала сильнее.

— А я знаю, цыпочка, — гадливо ухмыляясь, сказал он. — Я знаю. И твой секрет я тоже знаю.

Пользуясь тем, что я окаменела от изумления и ужаса, он снова приблизился. Я попятилась, упираясь лопатками в стену, он нагнал меня и шепнул тихо-тихо:

— Тинна эс-Рейборн.

Сердце на миг остановилось, а потом зачастило, как с цепи сорвавшись. В ушах зазвенело, словно пожарный набат. Я видела полные злорадного торжества карие глаза напротив.

Он и вправду знает. Как, откуда? Что за демон помог ему добыть эти сведения? И как он собирается ими распорядиться?

Ответ на этот вопрос был дан незамедлительно.

— Не хочешь, чтобы об этом узнал дин Ланнверт, веди себя хорошо, цыпочка, — жарко шепнул нейд, положил руки мне на талию и попытался притянуть к себе.

Его лицо оказалось совсем рядом. Я отвернулась, чтобы избежать поцелуя. Сердце всё ещё яростно билось, разум был поглощён единственной мыслью: как заставить его молчать, как сделать так, чтобы он не сказал дин Ланнверту? Только когда чужие губы скользнули по щеке, я пришла в себя и принялась отчаянно отбиваться:

— Прекратите! Перестаньте!

Но сопротивление было тщетным. Он зажал мои руки, пригвоздил к стене собственным телом и пытался поцеловать. Я извивалась изо всех сил, но это только распаляло его.

Не знаю, до чего он дошёл бы, но вдруг неведомая сила оторвала его от меня и отбросила в сторону.

Я тут же метнулась прочь и замерла в отдалении, брезгливо утирая те места, которых коснулись чужие губы, дрожа от негодования и отчаянной злости. И тут услышала чёткий, с явными нотками гнева голос дин Ланнверта:

— Не распускай руки, Гнес!

Я обернулась. В коридоре и впрямь стоял дин Ланнверт, и выглядел он неимоверно злым. Желваки ходили на скулах, грудь мощно вздымалась, руки были сжаты в кулаки. Напавший на меня нейд, напротив, съёжился от страха и закрывал лицо, будто ожидал, что дин Ланнверт сейчас набросится на него.

Но тот лишь повернулся ко мне и спокойно сказал:

— Иди к себе.

Я приподняла юбки, собираясь кинуться бегом, так сильно мне хотелось скорее покинуть это место.

Тут названный Гнесом нейд подал голос:

— Ты же сам сказал, она продажная!