Евдокия на короткое время задумалась, прежде чем продолжить. Случай был интересный, приходилось полагаться на интуицию, но еще более странным было наблюдать произошедшие в давнем знакомом перемены. Демьян Невзоров – бывший лучший выпускник потока, ныне главвэй ССВ, всегда бесстрашный и расчетливый в достижении цели. Она думала, что ничто не способно поколебать эту «скалу». Ошибалась. Удивительно. Она и не подозревала, что в нем может проснуться настолько глубокое чувство.
– Сейчас тебе лучше всего подождать. Иногда, чтобы выиграть бой, надо отступить. Не мне тебе объяснять, – улыбнулась Евдокия. – Вижу единственный выход. Предоставь девушке свободу. Дай ей самой осознать, любит или нет. До весны она определится с выбором и вернется к тебе, Дёма.
– А если нет? – В серых глазах проявилась глухая тоска.
– Хочешь увидеть веер событий?
– Нет! Не желаю знать свое будущее, – покачал головой колдун. – Иначе не буду верить в то, что его можно изменить. До весны, – задумчиво добавил он. – Слишком долгий срок.
– Придется набраться терпения, друг мой, – развела ладони Евдокия Леонтьевна, – тебе его не занимать, насколько я тебя знаю.
– Только когда дело не касается этой женщины, – прошептал Демьян.
Гость покинул отдел прорицательства, а профессор еще долго не могла вернуться к чтению пятого тома полюбившейся книги.
– Жаль, если эта девчонка все испортит, – ворчала она, не сводя глаз с новых шкафов. – Такая рана на сердце может и не зарубцеваться.
Глава 1
Дом Отрубиных
Ноябрь, 9023 г. от сотворения Хорна.
Орская губерния, г. Оранск
Почтовая карета, растопырив колеса от тяжести поклажи, свернула на Бережковую улицу. Особняки здесь отличались благородной статью, высотой до трех этажей, искусной резьбой оконных наличников и росписью парадных дверей. Фасады смотрели не абы на что, а на речной канал, разделяющий улицу вдоль на две части. В просвете каменных балясин темные воды Патвы двигались с обманчиво ленивым течением, увлекая с собой следы поздней осени – сопревшие бурые листья кленов и кустарников барбариса в тонюсенькой ледяной корочке первых заморозков.
На этой улице возле одного из особняков и остановилась карета, чтобы расстаться с очередным пассажиром. На сей раз девушкой. Под холодным моросящим дождем она приняла у ямщика саквояж и неповоротливую клетку с голубями. Почтовая повозка покатила дальше, а приезжая с минуту оглядывала трехэтажный особняк с мезонином, перед которым оказалась. Широкий фасад в тридцать окон украшали два ряда изразцов. Деревянный резной подзор окаймлял свес кровли. Крыльцо основывали не две, как в доме увежского градоначальника, а четыре колонны – каменные, не деревянные. Они же держали на себе широкий балкон, густо оплетённый диким виноградом. Вероятно, летом, когда зелень покрывала голую лозу, хозяева радовались возможности посидеть в ее тени на свежем воздухе и насладиться видом канала – удивительной реки в каменном футляре.
Тиса какое-то время медлила. Затем, изгнав с лица растерянность, решительно направилась к кованым воротам, которые оказались не заперты, просто прикрыты. Пройдя по мощеной дорожке мимо палисада, поднялась по парадной лестнице. На звук колокольчика поразительно быстро распахнулась дверь. На пороге возник немолодой, но еще довольно бодрый привратник в оранжевой ливрее без одной пуговицы на выпяченной груди. Он окинул Тису оценивающим взглядом, заглянул за спину девушки, обозрел пустую дорожку к дому, поджал губу – и все в пару секунд. Потом, вытянув руки по лампасам, коротко поклонился, блеснув лысой макушкой.
– Чем могу быть полезен, сударыня?
– Добрый день. Простите, – Тиса улыбнулась как можно приветливей, – могу я видеть Марью Станиславовну Отрубину?
– Осмелюсь спросить: по какому вопросу?
Девушка составила у ног клетку, вынула из кармана пальто бумагу.
– У меня письмо от ее двоюродного брата Нестора Христофоровича Обло, из Ижской губернии. Но мне надо передать его лично.
– Ижской? – удивился привратник, на миг растеряв официальные пафосные нотки. Он обернулся и позвал: – Эй, Прошка, возьми у барышни ношу. Сюда пожалуйте, сударыня. Прошу обождать, о вас доложут-с.
Вслед за рослым пареньком-служкой Тиса ступила в сумрачную, богато обставленную парадную, где перед трюмо с огромным круглым зеркалом сняла перчатки и шляпку. Откуда-то вынырнула девушка с двумя тощими косицами за плечами. Она окинула гостью любопытным острым взглядом, шмыгнула курносым носом и забрала у пришедшей пальто.
– Гришка, кто там? Посыльный?! – По лестнице с изящными бронзовыми перилами, ведущей на второй этаж, торопливо спускался пожилой мужчина в тяжелом длиннополом халате с собольей оторочкой по вороту. – Давай его сюда!
– Лев Леонидыч, прошу простить, но это не посыльный. Это гостья из Ижской губернии! – отчеканил привратник, вновь выправив осанку. – У нее письмо от вашего шурина к ее милости.
Мужчина остановился и нахмурился, слепо щуря глаза на стоящую в сумраке парадной девушку. Тиса торопливо произнесла приветствие по всем правилам этикета, склонила голову.
– Уф… – запнулся хозяин дома. – Добро пожаловать, барышня. Жена будет весьма рада, – выдавил он из себя подходящую случаю фразу. Совершив сей великий подвиг радушия, Отрубин тут же забыл о визитерше. – Гришка, если появится посыльный из «торжка», пусть живо поднимается ко мне в кабинет. Понял? – хозяин развернулся и бодро зашаркал парчовыми тапочками – теперь уже вверх по лестнице.
– Как не понять, ваше благородие? Сразу же отправлю к вам-с. Не извольте сомневаться. – Слуга поклонился уже опустевшей лестнице.
Спустя пять минут ожидания в парадной Тису пригласили в малую гостиную.
Входя вслед за Афоньей в комнату, девушка подумала, что уменьшительный эпитет совершенно не подходит этим хоромам. Малая гостиная Отрубиных оказалась в три раза больше ее домашней в Увеге. Стены обиты голубой тканью с нежным цветочным узором. Оконные шторы окон подпоясаны шнурами с тяжелыми кистями. На стенах – пейзажи в золоченых широких оправах. На полосатом диванчике с фигурными деревянными подлокотниками полулежала в рюшах пеньюара Марья Станиславовна – обладательница пышной, словно раздувшееся на опаре тесто, фигуры и белой, точно мука, кожи. Лицо ее дышало умиротворением. Компанию Отрубиной составляли две тетушки в одинаковых накрахмаленных голубых чепцах. Они были похожи друг на друга как родные сестры – сутулые, с вытянутыми постными лицами. Обе близоруко щурились – одна на спицы с вязанием в руках, вторая на страницы раскрытого томика стихов.
– Когда звезда во тьме засветит, – услышала Тиса заунывный невыразительный голос чтицы, – приди ко мне, моя любовь, чтоб мог лобзать я твои плечи, чтоб стан твой гибкий видеть вновь…
Создавалось впечатление, что горемыка-любовник из последних сил молил деву о свидании. В довершение еще и простыл, так как четверостишие завершилось сотрясающим гостиную чихом.
Появление девушки лишь самую малость оживило женское общество. Отрубина подмяла подушку локтем и оглядела вошедшую без особого интереса, помаргивая, будто спросонья. А компаньонки оторвали носы от вязания и книги.
Тиса коротко представилась женщинам и протянула письмо хозяйке. Марья Станиславовна донельзя медлительным движением белых пальчиков, усеянных перстнями, надорвала бумагу, вынула письмо из конверта. Чтение короткой записки